Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
к подозрительным с религиозной точки зрения, между тем
Э. К. Метнер, большой почитатель А. А., стал ошибкою
обстоятельств цензором в Нижнем-Новгороде, — мы и от
правили рукопись стихотворений в Нижний-Новгород.
Этим и объясняется, почему книга, вышедшая в Москве,
разрешена цензурою в Нижнем-Новгороде.
Осенью 1904 года я поступаю вновь в Московский
университет на филологический факультет (естественный
я кончил в 1903 году), оказываюсь
С. М. Соловьевым, будущим поэтом В. Ф. Ходасевичем,
Б. А. Садовским, В. В. Миландером, философом Гордо-
11*
291
ном, Б. А. Грифцовым и др. Университетские занятия
мало отнимали у меня интересов и времени: интересовал
лишь семинарий у С. Н. Трубецкого (по Платону) и у
Л. М. Лопатина (по Лейбницу). Большое внимание за
нимал кружок но изучению Влад. Соловьева (участники:
В. П. Свенцицкий, Эрн, С. М. Соловьев и др.), секция
истории религии при обществе Трубецкого и главным об
разом «астровские среды», на которых произошла встреча
«аргонавтов» моих московских воскресений с группой лю
дей, собиравшихся у П. И. Астрова. Результатом этих
встреч было два сборника нелепой «Свободной совести»,
издаваемой Астровым. Ядро сред составляли: П. И. Аст
ров, его мать, Шкляревский, учитель гимназии, старый
художник Астафьев, Эллис, я, Эртель, Рачинский, Сизов
и др., а в периферию вошли почему-то часто появляю
щиеся там московские мировые судьи, а также Н. И. Аст
ров, В. ИI. Астров, А. И. Астров, Эрн, Свенцицкий и др.
Появились в том кружке разнообразные лица, как, на
пример, проф. И. X. Озеров, имевший собеседование с
нами на тему «символизм и общественность». Позднее
на этих средах бывали: В. И. Иванов, Н. А. Бердяев,
профессора Духовной академии. В 1908 г. Боборыкин
читал здесь свой реферат о Леониде Андрееве. Темы со
браний астровского кружка 1904—05 годов были самые
разнообразные. Вот некоторые из них: я прочел здесь
«Апокалипсис русской поэзии», «Психологию и теорию
знания», Эллис читал «О Данте», М. И. Сизов — «Лунный
танец философии», М. А. Эртель «Об Юлиане», Шкля
ревский «О Хомякове», П. И. Астров «О Дарвине»,
«О Г. С. Петрове» и т. д. Здесь впервые произошла встреча
московских «аргонавтов» с той струей общественности,
которая впоследствии вылилась в кадетскую партию.
Здесь же оба эти течения, «кадетство» и «аргонавтизм»,
уже в 1905 году разошлись: «аргонавты» в обществен
ном смысле оказались безмерно «левее» «Свободной со
вести», они сочувствовали революционным
смеялись над октябризмом и кадетизмом. Это расхожде
ние в общественности не нарушало добрых отношений с
братьями Астровыми, которые быстро «левели» в своих
литературных вкусах, поддаваясь эллисовской пропаганде
символизма. Связь «арго» долго еще оставалась между
всеми нами. И «аргонавтов» и астровцев соединяла проб
лема морального сознания: и те и другие были чужды
имморализму господствующих течений литературы. Аст-
292
ровский кружок играл довольно видную роль в нашей
жизни того времени, но каждый порознь не удовлетворя
ется им. С. М. Соловьев пробует дружить с кружком
Свенцицкого, я же общаюсь с неокантианцем Б. А. Фох-
том. Во мне складывается определенный мой шаг: от обо
снования символизма при помощи Ницше, Шопенгауэра,
Вагнера — к обоснованию при помощи Канта, Риля,
Риккерта. Риккерт тогда только начал заинтересовывать
философские кружки Москвы.
Эта броня из «кантианства» на зорях прошлых лет
есть следствие многих горестных разочарований и
внешнего факта, что строчки А. А., обращенные ко мне:
«Понял, что будет темно» — осуществились для меня.
В эти месяцы происходят мои очень частые встречи
и разговоры с В. Я. Брюсовым, носящие характер той
остроты и напряженности, какою отмечено в то время
мое общение с ним, встречи, оставившие в душе не одну
тяжелую рану. Стиль нашего умственного поединка с
Брюсовым носил один характер — я утверждаю: «свет по
бедит тьму». В. Я. отвечает: «мрак победит свет, а вы
погибнете». Помню один характерный разговор мой с
Брюсовым, когда В. Я. воскликнул с совершенно искрен
ним пафосом: «Что же, Борис Николаевич, ведь в Апо
калипсисе сказано, что гад будет повержен в смерть.
Итак: вы против гада, против слабейшего? Мне — жаль
гада, бедный гад, я — с гадом!» Свою «гадологию» того
времени В. Я. Брюсов утверждал вплоть до защиты пси
хологии «гадости» с проведением гада в жизнь. Все эти
встречи и отношения 1904 года вызывали в душе моей
густой, непроницаемый туман, сгущавшийся от грозного
рокота приближающейся революции 1905 года, которая
уже чувствовалась.
Словом, к концу 1904 года я был и нервно и физиче
ски измучен. В то время я получал частые приглашения
от Мережковских приехать к ним в Петербург. С другой
стороны, звал меня и А. А. После одного очень грустного