Александр Невский. Сборник
Шрифт:
— Как наказать? А так, княже, чтобы страх на всех нагнать!
— В княжиче ты сам волен, ему можно по юности и отпустить вину, а остальных следовало бы казнить смертию.
Князь вздрогнул, на его лице показалась краска.
— Коли наказывать, — твёрдо молвил он, — так наказывать всех одинаково.
Все молчали.
— И я то же молвлю, что молвил и князь, — заговорил Солнцев. — Все одинаково виноваты, всем и наказание должно быть одинаковое!
Князь быстро взглянул на Солнцева.
— А
— Да нетто мы говорим, чтобы княжича казнили? Мы про других!
— Про кого такого? Не про тех ли, что на дворе связанные стоят?
— Вестимо, про них!
— Да нетто они только и виноваты? Виноваты они тем, что в руки попались. А уж коли казнить за бунт, так надо казнить весь Новгород, потому он весь бунтовал!
— Нельзя же, Михайло, им и повадку давать, — проговорил князь.
— Твоё дело, княже, я только молвил то, что думал! — сухо проговорил Солнцев.
— И смертью казнить не дело, — продолжал князь, — и так отпускать негоже, а думаю я так сделать: запереть их всех в тюрьму.
— Что ж, коли присудил в тюрьму, так в тюрьму их и засадить, — подтвердили дружинники. Солнцев сидел насупившись и угрюмо молчал.
— Так т'aк тому и быть, — молвил князь, — идите да скажите, чтоб их отвели туда.
— А как же княжича? — спросили дружинники.
— Что же княжич? Он такой же бунтовщик, и его туда же.
Дружинники вышли, остался один Солнцев.
— Что, Михайло, аль молвить мне что хочешь? — спросил его князь.
— Милости хочу просить, княже!
— Милости? Какой?
— Отпусти, княже, боярина Симского, не виноват он!
Князь нахмурился.
— Как же не виноват, коли он впереди всех бунтовщиков был, коли он коноводом был! И как же я отпущу его, коли остальные будут в заключении, ты видишь, я и сына не пожалел.
— Я про княжича не молвлю, в нём твоя воля, а я прошу тебя за Симского. Не виноват, говорю. Ты сам знаешь, как он дрался на Неве со шведом, дрался за честь Новгорода, и теперь он отстаивал честь Новгорода же, тяжко ведь вольному боярину покоряться татарве поганой. Слушай, княже, никто так не был предан тебе, как боярин Симский; отпусти же его, это для меня будет великая от тебя награда!
— Отпустить его — отпустить значит всех, это тоже будет не дело, — говорил князь, — ты сам сказал, что все одинаково виноваты, за что же я одного помилую, а другие в тюрьме будут сидеть?
— Отпусти всех! — тихо произнёс Солнцев.
Князь в изумлении уставился на него.
— Что ты, Михайло, молвишь?
— Отпусти, говорю, всех!
— Чтоб нынче они опять бунт затеяли?
— Не затеют они, князь, теперь ничего, увидали, что им не под силу бороться с тобой, смирились они, правду молвлю тебе.
Князь
— Погоди, Михайло, подумаю.
— Опять и то, княже, когда они пошли против тебя бунтом, ты вправе был усмирить их, а наказывать не вправе, скажут, вольности их нарушаешь. Соберут вече да тихонько, без всякого бунта, и поклонятся тебе!
Лицо князя затуманилось при последних словах.
— Не из-за княжения, Михайло, я бьюсь. Нет, люб и дорог мне самый Новгород; жаль мне его гибели да разрушения; сам знаешь татар, чай, понимаешь, что они сделают, если отказать им в дани? Ведь они пустыню сделают изо всей области, камня на камне не оставят в городе, вот о чём болит моё сердце. А они и понимать этого не хотят, толкуют одно: вольность да вольность. Заплатят дань, вольность эта при них же останется, не будут они знать и видеть у себя татар, не то что в остальной Руси, где засели поганые. А не заплатят, куда и вольность их денется, поделаются просто холопами татарскими, не ведают они этого, не понимают, да и понять не хотят. А нетто мне любо было глядеть на нынешнюю свалку, нетто любо кровь лить! Один Бог знает, как тяжко на сердце! — проговорил князь со слезами.
Солнцев угрюмо молчал, уставившись в пол, не мог он не согласиться с князем.
— Опять и то, — продолжал тихо князь, — нетто хорошо они сделали, убивши старика посадника? За что они пролили его кровь? Что ж, и это простить им?
— Князь, да кого же обвинить в этом убийстве, небось голытьба это сделала!
Князь молчал, по-видимому не зная, на что решиться. Молча прошёлся он по палате.
— Ну, ин быть по-твоему! — проговорил князь, останавливаясь перед Солнцевым. — Пусть будет так, пойди отпусти их всех.
Вспыхнул от радости Солнцев, чуть не земной поклон отвесил он Александру Ярославовичу.
— По смерть, княже, не забуду твоей милости, — говорил он, кланяясь вторично, — голову свою положу за тебя, живот свой отдам!
— Что это ты за Симского так хлопочешь? — спросил, улыбаясь, князь.
— Как же мне не хлопотать за него, княже, когда он для меня пуще брата, да что брата, отца родимого; он меня и от смерти спас! — говорил Солнцев.
— Да, да, помню, — молвил князь, — так ступай и выпусти их.
Солнцев снова отвесил поклон и торопливо направился к двери. |
— Постой, погоди, суровым голосом заговорил князь.
Солнцев с тревогой взглянул на него.
— Отпусти только новгородцев, а княжича оставь там!
— Княже, помилуй! — решился просить Солнцев.
— Не проси, Михайло, — перебил его князь, — он виновнее всех, он против отца пошёл, на отца руку поднял! Теперь ступай.
Солнцев спешно вышел из палаты.
XV. ГОРЕ НОВГОРОДСКОЕ