Александр Невский
Шрифт:
— Что случилось, Миша?
— Читай, Александр Ярославич, — сказал Миша, подавая грамоту. — Не смею наперед великого князя говорить.
Князь торопливо развернул грамоту, начал читать сообщение отца: «Сим спешу уведомить тебя, Александр, что злонамеренный хан Батый со всем его войском поганым прошел ныне из Угор по Руси, прошел вельми поспешно и убежал за Волгу. Как стало ведомо мне, побежал он едва ли не в Каракорум [88] — стольный град их. Сказывают, великий хан их помер, и я мню, Батый отправился его стол
88
Каракорум — столица монгольского государства, располагался в верхнем течении р. Орхон. Основан Чингисханом в 1220 г., существовал до XVI в.
Князь поднял от грамоты сияющие глаза:
— Спасибо, Миша, за весть добрую. — Обернулся к Светозару: — Налей ему меду теплого чашу.
Сам стал читать дальше: «Войско тебе сбираю спешно. Тысяч пятнадцать пошлю с Андреем. Когда бог попустит сойтись с рыцарями, вспомни Амовжу, где ты заслоном завел их в мешок. Подумай, сын, крепко подумай, допрежь сломать копье о железное рыло свиньи ихой».
— Эхма! — сказал вслух князь. — Амовжу, чай, и они помнят, в другой раз в мешок не заманишь.
Он сообщил воеводам добрую весть об уходе Батыя с Русской земли.
— Светозар, вели играть сбор.
На морозе трубы плохо играли, но дружину собрали быстро. Князь вышел из шатра в сопровождении воевод и посла владимирского. Дождавшись, когда утихнет дружина, он заговорил:
— Дорогие воины мои, только что прибыл гонец от великого князя с вестью радостной. Хан Батый со всем его войском поганым ушел с Русской земли туда ж, откуда притек к нам.
— Любо-о-о! Славно-о-о! — закричали воины, искренне радуясь доброй вести. Многие обнимались меж собой, поднимали ввысь мечи, копья, потрясая ими. Когда схлынула первая волна восторга. Александр сказал:
— Теперь Русь ждет от нас, когда мы дадим вздохнуть ей от ливонцев.
— Веди нас, князь! Веди! — вскричали дружинники.
И тут в дальних рядах крикнул кто-то: «На Псков!»
Потом клич этот подхватили другие.
— На Псков! На Псков!
Князь покосился на Кербета, тот подмигнул в ответ: а что, мол, я говорил. Александр поднял руку, прося тишины, сказал:
— Воля ваша с моей согласна. Ведомо мне от верных людей, томятся псковичи под ливонцами. Не чают, когда вновь будут под рукой нашей. — Князь обернулся к слугам: — Коня мне!
Александру подвели его вороного, любимого. Князь сел в седло, окинул взором дружину.
— Коли бог к нам милостив, попробуем Псков изгоном взять. Не отставать!
Александр выехал вперед, рядом воин с прапором, следом дружина.
Проехав до озера, князь оглянулся, увидев далеко растянувшееся войско, сказал, ни к кому не обращаясь:
— Растянулись вожжой, а еще Псков копьем взять хотим.
— Так снег же глубокий, Ярославич, — сказал Светозар. — Хошь не хошь, а теснись дорогой.
—
Когда впереди замаячили луковицы псковских церквей, дружина прибавила ходу. Перед городом дорога стала пошире, и всадники сразу же перестроились по четверо-пятеро в ряд.
Ворота были открыты, но, когда в виду города явилась дружина, у ворот началась свалка. Рыцари, находившиеся там, бросились закрывать их, а псковичи, признавшие в приближающемся войске своих, стали отчаянно препятствовать ливонцам. Рыцари закололи двух псковичей, но не устрашили остальных, а, наоборот, обозлили. Поскольку псковичи не были вооружены, они бились с рыцарями чем попадя: кто размахивал багром, кто оглоблей от саней, кто пытался надеть на рыцаря корзину, чтобы свалить его и обезоружить.
Это позволило дружине на полном скаку влететь в Псков.
— Никого не выпускать! — крикнул Александр. — Перекрыть все ворота!
Дружина устремилась на Вечевую площадь, а от нее стала растекаться по улицам и переулкам, догоняя и разя разбегавшихся рыцарей. Внезапность налета не позволила рыцарям сосредоточиться в одном месте. Они отбивались там, где были застигнуты.
Если при взятии Копорья дружине самой пришлось добывать победу, то в Пскове на сторону Александра сразу же поднялись все мизинные люди. Они кинулись помогать дружинникам, ловить и обезоруживать рыцарей. Видя такое рвение народа, князь остановил коня у вечевой колокольни, соскочил с него и, сев на крыльце, крикнул:
— Приведите мне Твердилу!
— Твердилу-у-у! — завопили мстительно люди и гурьбой кинулись в сторону его терема.
Но предателя-посадника дома не оказалось. Люди разбежались по всему городу, крича на всех углах:
— Твердилу к князю! Твердилу на суд!
Весь город поднялся на ноги искать беглеца. Наконец нашли его в сарае корзинщика и приволокли к князю. Он не был связан, но не мог и рукой двинуть, так как все его тучное тело было плотно втиснуто в корзину, лишь голова торчала.
Увидев Твердилу в таком жалком состоянии, князь нахмурился, спросил сухо:
— Что, Твердила Иванкович, не любо быть лозой оплетенным?
— Прости, Александр Ярославич, — всхлипнул Твердила, — проникнись заботой моей, пойми меня.
— Заботой предателя проникаться не хочу, — сказал жестко князь. — Понимать переветчика не желаю. Скорее врага своего лютого пойму, чем предателя. Молись, Твердила, если бог примет твою молитву.
Так в корзине и повесили Твердилу на виселице, где совсем недавно вешали ливонцы сторонников князя.
Потом псковичи приволокли бояр, служивших немцам. Суд Александра был короток:
— Вздернуть!
Ни мольбы, ни слезы не могли смягчить его сердце. Предательство князь почитал самым тяжким и непростительным грехом.
На площадь дружинники пригнали связанных пленных рыцарей. Все они были без шапок. К князю подошел воевода Кербет, еще разгоряченный боем:
— Александр Ярославич, что с этими велишь сотворить?
— Этих обменяем, Кербет.
— Ну гляди, тебе видней, — вздохнул воевода с сожалением. — Что до меня, я б их… Сколь наших сгубили — посчитай.