Александр Невский
Шрифт:
Александр поднялся со ступеньки, похлопал воеводу по плечу:
— Воин ты добрый, Кербет, а мироустроитель плохой. Зло в бою хорошо, а в миру — помеха. Мужей наших не воротишь, царствие им небесное, а убийством безоружных чести себе не прибавишь. Скорее, наоборот, последнюю потеряешь.
Князь прошел к толпе пленных ливонцев. Остановился перед ними, медленно обвел суровым взглядом. Заговорил по-немецки:
— Сколько раз земле Русской вас учить надо? — Князь остановился, словно ожидая ответа, но рыцари молчали. — Неужто не знаете, что земля
— Нет, — прошелестело в толпе рыцарей.
— То-то же, — вдруг улыбнулся князь. — А чтоб наука вам впрок пошла, придется, господа рыцари, попариться в порубах новгородских.
Князь обернулся, кивком головы подозвал к себе Сбыслава.
— Сними со всех брони, железа, — и пешком в Новгород. Слышь, пешком! Там вели запереть в поруб и давать на день по куску хлеба и по чуму воды. Не более.
В это время к князю протиснулись два псковича.
— Воля твоя, князь, но отдай нам того, рыжего. Эвон, черт долговязый, хоронится за чужую спину, чует кошка…
— А что он вам?
— Александр Ярославич, — заговорили, перебивая друг друга, псковичи. — Это злодей, каких свет не зрел. Он не токмо твоих сторонников казнил, а и малых детей не щадил, говоря при сем: дурную, мол, траву с корнем рвать надо. Отдай его нам, князь.
— Ну что ж, — нахмурился Александр. — Берите. Да все вины ему прочтите, дабы ведали пленные рыцари о справедливости и неотвратимости суда вашего.
Князь круто повернулся и пошел с площади, сопровождаемый Светозаром и Кербетом. Шли не оглядываясь. Сзади завизжал вдруг по-поросячьи рыжий ливонец, которого псковичи тащили к виселице.
XXVIII
«ГЛАВНЫЙ БОЙ ДАЮ Я!»
О прибытии владимиро-суздальцев во главе с княжичем Андреем сообщили городу колокола, ударившие вдруг во внеурочное время.
Войско медленно двигалось со стороны Новгорода с развернутыми хоругвями, слышны были трубы.
Миша Стояныч прискакал вперед, чтобы предупредить князя о приближении полков. Александр обнял Мишу, поцеловал.
— Спасибо, Миша. Поспели вовремя. Только зачем шуму столько?
Миша засмеялся лукаво.
— Андрей Ярославич велел гудеть, насколько духу хватит, дабы враги, заслыша нас, дрожали от страху.
Княжич Андрей лихо въехал в Псков впереди войска. Александр, увидев брата, усмехнулся в бороду: «Неужто и я таким был когда-то?»
Думал, обнимутся при встрече, но Андрей, соскочив с коня, не дошел до брата несколько шагов. Остановился и, приложив руку к сердцу, сделал легкий поклон, молвил с важностью:
— Здравствуй, князь! Прими от великого князя полки оружные, числом воинов более пятнадцати тысяч.
Князь игру брата принял серьезно:
— Здравствуй, Андрей Ярославич, — поклонился ему в ответ. — Спасибо за войско. Как доехал? Все ль ладно
— Слава богу, все ладно, князь. Окромя… Когда под Москвой лагерем стояли, воины из леса выпугнули вепря, и тот, мчась сквозь кусты, стоптал мой шатер.
— Ух ты! — удивился Александр. — А где ж ты был?
— В шатре трапезничал с Зосимой, — отвечал, не скрывая гордости, Андрей.
— Ну и?
— А ништо. Зосиме ухо отдавил вепрь копытом, мне синяк на боку сотворил да шатер изодрал.
Князь и все, кто стоял рядом, рассмеялись. Княжич Андрей побледнел, насупился. Сколько страху пережил, когда вдруг на него шатер повалился, когда перекатилось через них что-то визжащее, сопящее!
— Ты сказываешь, Зосиме на ухо копытом? Ха-ха-ха-ха!
Подошедшему Зосиме велено было показать ухо. И когда он выпростал его из-под шапки, вспухшее, синее, все развеселились еще пуще.
— Как же ты умудрился под копыто-то ухом? А?
— А леший его ведает, — отвечал Зосима, начиная заражаться весельем. — А токмо спать теперь на нем не приходится.
Александр увел расстроенного брата в терем. Раздеваясь в светлице, спросил его:
— Чего это ты осерчал, Андрей?
— А чего все смеются? Поглядел бы я, коли б на них вепрь наскочил.
— Знаю, брат, испытал. Ну а вперед тебе совет: коли народ смеется, ты с ним смейся, ибо твоя серьезность при сем того смешнее кажется.
В дверь заглянул Миша Стояныч.
— Александр Ярославич, где велишь владимирцам стать?
— Под городом пусть шатры ставят. В городе яблоку негде пасть.
— Так ладно ль, Ярославич? Мы уж в пути неделю мерзли.
— Ладно будет. Чай, не на масленицу сюда притекли. А с завтрева греться начнем, да так, что косточки затрещат.
Миша ушел. Князь и без того понимал, что зимой в шатрах стоять несладко. Но затевать переселение новгородцев в шатры, а владимирцев в избы не было уже времени. Ни одного дня не хотел терять князь, ни одного часу.
Еще со своего наместничества в Новгороде Александр понял: чем долее стоит без дела войско, тем ниже его боевой дух. Бездельничающий воин уже становится не врагу страшен, а своему смерду или ремесленнику, — если не воюет, то грабить начнет.
Вечером князь собрал всех своих воевод и тысяцких и объявил им:
— Заутре выступаем, господа. Владимирцы и моя дружина идут под моей рукой в сторону Юрьева. Я больно спешить не буду, поскольку все пешцы и обозы тоже при мне пойдут. Ты, воевода Кербет, со своей дружиной побежишь на заход, уклоняясь более в сторону полуденную. Тебе, Домаш, идти строго на заход, имея о правую руку меня с войском, а о левую — Кербета. Перейдя русский рубеж, занимайтесь зажитьем, но не забывайте и главного — поиска ливонцев. Увидя оных, исполчайтесь к бою и немедля ко мне гонца надежного шлите с донесением о числе врага и месте боя. Сколь бы ни встретили немцев, затевайте бой. Не бойтесь побитыми быть. Помните, мне важно силу их узнать. А как узнать, если не биться?