Александр Невский
Шрифт:
— Господи помилуй, господи помилуй, — запричитал, вытягиваясь в седле, Сбыслав.
Зашептали что-то и два других дружинника, закрестились быстро и мелко.
— Дождись… другого, — бросил князь Сбыславу и, заворотив коня, поскакал к городу.
Поехали за ним и дружинники, оглядываясь на ходу, все еще надеясь на что-то. Но Ждан так и не появился.
Едва князь удалился, Сбыслав спрыгнул с коня, побежал к берегу, закричал уцелевшему мальчику:
— Ратмир, назад! Давай
Ратмир, пораженный гибелью товарища, свершившейся в двух шагах от него, стоял не двигаясь. Потом обернулся, увидев на берегу одного лишь Сбыслава.
— Я его шапку возьму.
— Я те возьму, — погрозил кулаком Сбыслав и заорал как можно страшнее: — Давай назад! Ну! Назад!
И Ратмир двинулся в обратный путь. Его уже снесло, и поэтому Сбыславу пришлось пробежать по берегу, чтобы оказаться напротив отрока. Теперь он следил за каждым его шагом, советовал, ободрял, ругал.
Когда Ратмир наконец приблизился настолько, что его от берега отделяла полоса воды с ледяным крошевом, Сбыслав скинул шубу, шагнул в холодную воду, вытянул руку.
— А ну давай-ка мне конец палки.
Ратмир протянул палку, Сбыслав ухватил ее за самый кончик.
— Ну, держись крепче, рвану сейчас.
— Не могу, — замотал головой измученный Ратмир, — не могу, пальцы окоченели.
— Я те дам «не могу»! — заорал опять Сбыслав, делая страшные глаза. — Не держат пальцы, хватай зубами, пес! Ну! Что я сказал?! Убью!
Ратмир, широко распялив рот, вцепился зубами в горькое окорье тальниковой палки, стиснул окоченевшими пальцами.
Сбыслав рванул на себя талину. Мальчик упал в ледяное крошево. Сбыслав, быстро перебирая палку, тащил его к берегу. Потом, увидев, что мальчик вот-вот разожмет зубы, потянулся вперед, схватил за ворот кафтана. Сначала лишь двумя пальцами, но тут же ухватил всей горстью. И вытащил на берег.
Ратмир валился с ног от усталости, но Сбыслав не дал ему упасть, держал крепко за воротник.
— Бежим к коням, — сказал Сбыслав, схватив свободной рукой с земли свою шубу.
— Не могу, — захрипел Ратмир.
— Бежим, дурень, — потащил его силой Сбыслав.
Так они и бежали по берегу. Потом Сбыслав натянул на отрока шубу, усадил в седло, подал поводья. Ратмир не мог их держать. Тогда Сбыслав привязал повод за заднюю луку своего седла и, вскочив в седло, погнал коня к городу. Он бы птицей пролетел это расстояние, если б не конь Ратмира.
А далеко сзади, то и дело наступая на тянувшиеся по земле поводья, бежал конь Ждана, и пустое холодное седло на нем засыпало мелкой снежной пылью.
Начиналась метель.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГОСПОДИН
XII
КРЕСТОЦЕЛОВАНИЕ
Дивился Александр по приезде в Великий Новгород не тому, что и впрямь велик он и красен, а более тому, что княжий-то двор бог весть где — за городом.
— Пошто так-то? — спросил кормильца.
— А пото, — отвечал Федор Данилович, — что больно господа новгородцы не любят, коли кто в их дела мешается, хотя б и князь.
— Так, а зачем же зовут тогда к себе князя?
— Хмы, — крутит головой кормилец, довольный любопытством отрока. — А кто ж их боронить-то станет от ворогов-то? Их дело торговать да глотки на вече драть: тот им князь не такой, этот не эдакий. Угоди поди.
— А батюшка угождает? Да?
— Он не Микола-угодник, а князь. Его дело — поле бранное. Вот в этом он и угоден Новгороду-те. А в чем другом пусть лучше они ему угождают.
Александр морщит лоб, пытаясь вникнуть, понять сказанное кормильцем.
— А пошто ж так? Кто им позволил князьями-то кидаться? То тот, то этот.
— Твой прапращур Ярослав Мудрый, царствие ему небесное. Хоть он и мудрый, а новгородцам лишку воли-то дал. Лишку.
— А зачем же он так?
— А как же? Они ему пособили стол Киевский отобрать у брата его, Святополка Окаянного.
— Это который братьев своих убил, Бориса и Глеба?
— Он. Он самый. За то и «окаянным» прозван был. И этим братоубийством своим он себе вельми навредил.
— Как?
— А кому охота под такого-то князя идти, у кого длани в крови братней? Когда он вкупе с погаными выгнал-таки Ярослава из Киева да начал гнаться за ним до Новгорода, Ярославу-те не до стола, а живот бы спасти. Прибежал он в Новгород и уж лодьи наладил за море бежать от братца-то… А тут новгородцы видят такое дело: убежит Ярослав — быть им под Окаянным, — порубили Ярославовы лодьи, посадили его на коня: «Веди нас на Окаянного». Да и разбили Святополка с его погаными поспешителями. А Ярослава опять на Киевский стол посадили… Вот за такие-то заслуги и пожаловал им Ярослав устав и грамоты.
— А что ж в тех грамотах? — не отставал Александр.
— А то, что вольны они в князьях. Кого хочу, того люблю. Ишь как обернулось. Ноне они князю с три короба наговорят, что льзя, чего нельзя. Еще и крест целовать им надобно. Сами небось целуют, да тут же и открещиваются от целования, а князь — держись.
Кормилец выглянул из окна во двор.
— Эге, Ярославич, как бы нам не опоздать. Федор-то на коне уж вон. И князь с послами из сеней идут. Пошли-ка и мы скоренько.