Александр Невский
Шрифт:
На следующий день князь долго не звал истомившегося в ожидании посла новгородского. Ярослав все прикидывал: далеко ль Миша Звонец ускакал. Наконец после обеда посол сам не выдержал, велел слуге напомнить о себе князю.
— Так просится, сказываешь? — переспросил князь слугу.
— Просится. Говорит, уж не забыл ли ты.
— Раз просится, пусть придет.
Слуга отправился приглашать посла, а Ярослав смотрел на двери, пытаясь сердце злом наполнить, что вчера кипело, и не мог. Прошло зло, перекипело.
Посол
— Я здесь, Ярослав Всеволодич.
— Вижу, не слепой.
— Так за ответом я.
— За каким ответом?
— Ну на грамоту-те, кою ты вчерась чел.
— А разве я тебе не ответил?
— Нет… кажись, — удивился посол.
— А я мнил, ты уж получил ответ.
Князь затеял эту игру в кошки-мышки, все еще надеясь прогневить сердце свое. Но зло не приходило, и тогда Ярослав протянул правую руку через стол и сложил из трех пальцев известный русичам знак.
— Вот мой ответ боярам.
— Что это? — опешил посол, уязвленный грубой выходкой князя.
— Ай не видишь? Так подойди, я те под нос суну.
— Но князь. — Посол оскорбленно одернул кафтан. — Что ж это?.. Это…
— Что это?! — рявкнул князь, с удовольствием почувствовав, как сердце шалеет, полнясь гневом. — Что это? Тебя спрашиваю!
Для пущего страху князь гулко трахнул левой ладонью по столу. Посол вздрогнул, промямлил через силу:
— Кукиш сие.
— Вот явишься в Новгород и боярскому совету вот эдак свернешь и сунешь. Это, мол, князь Ярослав послал. Понял?
— Понял, князь.
— И передай еще на словах. Покуда они будут мне загородки городить: это льзя, это нельзя, чтоб послов не слали. Буду сечь.
А на Городище жили как на угольях. Сторожа следили за новгородской дорогой. Теперь хоть полегче стало: наконец-то выпал снег, и приближавшегося человека можно было заметить даже ночью.
В один из дней января кормилец послал Ратмира на торжище, чтобы узнал он, торгуют ли там, а если торгуют — то чем? Федор Данилович полагал, пока жива торговля — жив и город, а умрет торговля — и городу аминь.
Ратмир уехал на коне, но вскоре прибежал пешком, напуганный и со злыми слезами на глазах.
— Коня, псы! Такого коня… — твердил он, забывая отирать сыпавшиеся слезы.
Явившись в сени к княжичам, он, всхлипывая, рассказал:
— До города скоро добежал. В переулке узком встречный муж руку поднял: стой, мол. Остановился я: чего надо? А он — за повод. Я его плетью. А тут мне кто-то сзади палкой по голове. В очах потемнело. Очнулся, ни коня, ни мужа.
— Понятно, съели уж твоего каурого, — сказал Федор Данилович. — Благодари бога, что сам в брашно не угодил.
— Как? — кривился Ратмир. — Моего коня в брашно? Да ведь… Не может быть. Да как же…
Александр
— Ладно. Приищем тебе каурого же, еще лучше.
— Нет такого уж… — Ратмир махнул рукой и, чтобы не разрыдаться на людях, выбежал из сеней.
Федор Данилович переглянулся с княжичами.
— Вельми привязчив отрок, то добрый знак. Цени таких, Ярославич. Цени.
Но вскоре грянули события, заставившие забыть случай с конем Ратмира.
Из Переяславля прискакал Миша Звонец с воинами. Едва явившись, Миша заперся с княжичами в сенях, допустив туда лишь Федора Даниловича и Якима.
К ночи посыпал снежок, что очень благоприятствовало незаметному отъезду. По приказу Миши воины вытащили во двор все сани разом и тут же впрягли в них по паре сильных коней. Все делалось без единого возгласа. Потом воины вывели своих отдохнувших коней с ладно пригнанными и полными тороками. Миша послал одного отрока за княжичами. Тот явился в их покои и, ни слова не говоря, только кивнул Александру. Княжич понял и тут же приказал Ратмиру:
— Одевайся теплее и мигом в седло. Слышь?
Ратмир не приучен был допытываться и тут же, схватив кожушок с шапкой, выбежал из покоев.
Миша сам встретил княжичей: Александру сунул повод его вороного, а Федора, схватив за рукав, молча потянул к саням. Усадив, укутал ему ноги огромной шубой, шепнул на ухо:
— Ехать будешь как в раю.
Александр начал закидывать повод за гриву коня и тут услышал за спиной голос Ратмира:
— Ногу, князь.
И вот уж Александр в седле и чувствует, как становится центром отряда дружинников, сердце его переполняется гордостью и радостью. Он готов скакать хоть на край света. Рядом преданный Ратмир, все еще не знающий о причине такой спешки. И этот немой вопрос в глазах его тоже веселит княжича.
— Ратмирка, скачем на поганых, — предлагает Александр.
— Скачем, князь, — радостно соглашается тот. — Скачем на окаянных.
В самый последний миг, когда Александр уже хотел сказать «С богом» и тронуть коня, подбежал и схватил его за стремя Темир.
— Ярославич, — взмолился татарин. — Дай Темирка конь! Дай конь!
Он понял: княжичи уезжают совсем. Кому он будет нужен здесь, в этом голодном, умирающем городе?
— Дай конь, дай конь, — твердил Темир, и уж слезы бежали у него по щекам.
Подъехал Миша, спросил негромко:
— Что стряслось, Ярославич?
— Да вот Темир с нами хочет ехать. Коня просит.
— A-а, черт! — выругался Миша. — Дай ему плетью.
— Ты что?! — сверкнул на Мишу очами княжич. — Сам хочешь? — и шевельнул плетью.
Миша понял: княжич, чего доброго, и впрямь перетянет его плетью, да еще при народе. Все может статься. Миша наклонился, протянул Темиру руку.
— Иди сюда, нехристь.