Александр Невский
Шрифт:
— Он великий князь, и его дело святое за всю землю думать. Да и не слушал он никого, мысля тайно, что-де татары на соседях зубы пообломают и ему тогда с ними совладать легко будет.
«Что-то, батюшка, не так и не эдак, сам себе супротивное молвишь, — подумал Александр, — то «в ум не пало», то «с ними совладать легко будет». Серчает на старшего брата батюшка, ох серчает».
— Вот в эту зиму и подступил Батый к Рязани, — продолжал Ярослав. — Прислал послов к Юрию Ингоревичу Рязанскому, что, мол, я бог богов, что-де всевышний поручил мне всей вселенной обладать. Ныне, мол, я приблизился к землям вашим, того ради и повелеваю мне дань
Ярослав хрустнул пальцами, поднялся с лавки и отошел опять к окну. Долго стоял там, молча всматриваясь в зимнюю ночь.
— А тебе ведомость была из Рязани? — спросил Александр.
— Была. А что проку? Я, чай, под рукой у великого князя.
Александр удивился такому ответу. Он знал: отец рати никогда не бегал, искал ее, и вдруг такая смиренность. Что-то лукавил отец, даже с ним — с сыном. Уж не сердится ли он на брата за Киевский престол, на котором сидел недолго, уступив его Изяславу Владимировичу?
— А если б ты был великим князем, батюшка, как решил бы?
— Я? Великим? — Ярослав обернулся в темноту и пожалел, что огня вздуть не позволил. Видел бы глаза сына своего. Что-то в тоне вопроса почудилось князю легкомысленное. — Сидим вместе, а зрим врозь. Будь я великим, велел бы всех сбирать, пока не поздно. Татары одной Рязанью не насытятся, это и дураку ясно.
— А что с Рязанью?
— Рязани нет, — жестко уронил Ярослав Всеволодич.
— Как «нет»?
— А так и нет. Была Рязань, а отныне одни головешки.
Александр понял, что это и было главной вестью отца, черной вестью. Видно, это и угнетало его. Но отцу что? Вот каково матери, княгине Феодосье Игоревне, она ж из Рязани?
— А что княгиня? — спросил негромко Александр.
Ярослав понял, что имел в виду сын.
— Плачет. Убивается. У нее ж там родня вся.
— Где она сейчас?
— Я думаю, на пути уж с княжичем Андреем из Переяславля сюда, в Новгород. Я, уезжая из Владимира, послал за ними Мишу Звонца. Не сегодня-завтра должны быть.
— Господи, сохрани их в пути, — перекрестился Александр.
Он давно уж не видел мать, соскучился. А младший брат Андрей так и вырос без него в Переяславле. Александр даже не помнит, когда пострижение Андрея было, да и было ль? Мысли о матери и младшем брата прервал голос отца, неожиданно прозвучавший из темноты:
— … Тако и сказали они послам Батыевым: «Отцы наши и деды издревле никому дани не давали и в рабах ни у кого не были, а за свою честь и отечество умирали. Тако и мы хотим честь свою оружием или смертью сохранить. А когда убьете нас, то все ваше будет, если вам бог позволит». Ума хоть достало рязанцам послов с миром и дарами отпустить. Слабо надеялись великодушием своим Батыя ублаговолить. Да, видно, всевышний по-иному рассудил. Рати не миновать было.
Попытали копья скрестить в поле чистом. Татаров насекли что травы, да и своих потеряли не меньше. Видят, не убывает поганых, — по городам заперлись. Батый рассвирепел, упрямством русичей уязвленный, велел рубить всех, старых и малых. А на Николу Рязань осадил,
Ярослав умолк. Долго молчал. В тишине откуда-то издалека донесся крик петуха.
— Уж за полночь, — вздохнул Ярослав. — Одни злодеи не спят, да вот мы засумерничались.
78
Седмица — неделя.
— А где сейчас Батый? — спросил Александр, пропустив мимо ушей шутку отца.
— И думать боюсь, сын. По нашим землям идет поганый. У Ростова ль, у Владимира, где-то уж там.
— А что великий князь?
— Ополчается, войско собирает.
— А Переяславль как же? — не отставал Александр. — Ты же здесь.
Уловив в тоне сына едва не осуждение, Ярослав Всеволодич засопел, кашлянул глухо.
— Я великим князем сюда послан, ему видней. Велел мне брат тебя укрепить, ибо у Батыя руки длинные, не возжелал бы стола твоего.
«А Переяславль?» — хотел опять спросить Александр, но смолчал, поняв, что отцу нелегко отвечать на это. Темнота не давала им видеть лица друг друга, и Ярослав уже не жалел, что воспретил свечи зажигать. Именно сейчас он не хотел встречаться с глазами сына, и сердце его обливалось горечью от мысли, что Александр мог заподозрить его в трусости. А это для Ярослава было б смерти страшней.
— Идем почивать сын, — сказал князь, подошел, обнял за широкие плечи, шепнул в ухо ободряюще: — Не томись, ежели полки вооружим хорошо, авось и великому князю пособим.
И именно в этом шепоте почудился Александру лукавый умысел отца. Но какой?
II
ПОЗДНЕЕ РАСКАЯНЬЕ
Великий князь Юрий Всеволодич в большой печали пребывал: вести приходили одна другой чернее и горше. Неделю назад, услышав о приближении татар к Москве, послал Юрий к Коломне большой отряд под командой сына своего, Всеволода, и храброго воеводы Еремея Глебовича. В подмогу им дал рязанского князя Романа Ингоревича с дружиной, которая днями прибыла во Владимир, уставшая и обескровленная в стычках с татарами на пути из Рязани.
Князь Роман, на глазах у которого погиб родной город, был очень зол на татар, рвался на рать и одно просил:
— Великий князь, дай мне еще людей. Вишь, дружины моей и половины не стало.
— Дорогой брат, — отвечал растроганно Юрий Всеволодич, — да укрепит всевышний десницу твою. Не могу я стольный град наш без полка оставить. Не могу.
Отправлял великий князь рязанцев из Владимира еще и потому, что принесли они с собой страх и ужас пред несметными полчищами татар. Город трепетал и заранее молился, готовясь к худшему. Да что город! Сам Юрий Всеволодич — старый воин — испытывал трепет и страх перед грядущим. Но более всего каялся великий князь, что допустил до этого. Ведь еще бежавшие с Камы булгары предупреждали о несметной силе татар. Брат Ярослав тож говаривал не единожды, воевода Петр не раз: «Сбирай рать, великий князь, грядет беда». И что ж это такое? Ровно пеленой застило очи Юрию. Чем более остерегали его ближние, тем легкомысленнее отмахивался он от них, втайне надеясь: рано или поздно потери татарам аукнутся, недостанет им сил на всю Русскую землю. А когда ослабнут они, вот тогда великий князь Юрий Всеволодич цап-царап их почти голыми руками.