Александровскiе кадеты. Смута

Перумов Ник

— Пе г ежитки бу г жазного национализма, това г ищи. Но национализм малых наций должен нами п г иветствоваться, ибо он ка г динально отличается от велико г усского национализма, г еакционного национализма на г ода-де г жимо г ды!..

—

Владимир Ильич, но это какие-то беспочвенные политические прожекты!.. Поляки давят на наш Западный Фронт, пытаются занять как можно больше территории, намекают на переговоры, но пока к ним так всерьёз и не приступили, условились лишь о перемирии; впрочем, и это уже позволило нам снять войска для формирования Ударной группы…

— А г хиневе г но, голубчик, а г хиневе г но! Политические п г ожекты имеют свойство становиться политической г еальностью, как, нап г име г, с нашей г еволюцией! Использовать надо все возможности! Запишите в протокол — немедленно послать перегорную группу к полякам. И запишите также — обещайте им как можно больше.

— Ми также обэщали очэнь много нэмцам. И вэликобританцам. Но никакого рэзультата, Владимир Ильич.

— Не в наших правилах опускать руки, товарищ Коба. Англия и Франция умурдяются протаскивать в Польшу оружие, а Германия словно бы ничего не замечает. Вот у этих буржуазных деятелей неплохо бы поучиться настойчивости! Искали пути — и нашли!

— А, может, и не стоит обращаться к полякам? Уж кто-кто, а я их знаю.

— А что же вы п г едлагаете, Феликс Эдмундович?

— Наступление Ударной группы развивается достаточно успешно. У Серпухова белые упёрлись в нашу оборону и прорвать её не могут. Вот-вот начнёт наступать Юго-восточный фронт.

— Он ужэ одын раз наступал…

— Иосиф Виссарионович! Почему вы меня перебиваете, причём совершенно неконструктивно?! Вы можете что-то предложить? Ваши предыдущие планы, как известно, не сработали! Я имею в виду — с Германией или Англией!

— Я прэдлагаю прэкратить все наступления, пэрэйти к жэсткой оборонэ на всэх участках. Можно проводить отдельные наступательные опэрации, но с ограничэнными цэлями. Вот ви, товарыщ Троцкий, ви увэрены, что ваша оборона достаточно крэпка? Напримэр, под Калугой? Можэт, стоить её усилить?

— Вы, Коба, разве не знаете? — белые рвутся к Москве по кратчайшему маршруту, по прямой, растягиваясь в линию. Калуга? У них нет сил для столь дальнего обхода.

— Чэрэз Оку, товарыщ Троцкий, вэдет чэтыре жэлэзнодорожных вэтки. Калуга, Серпухов, Кашира и Коломна. Там жэ и переправа чэрэз Москву-рэку. Насколько надэжно прикрыты всэ эти мосты? У бэлых нэт сил, ви говорите? А что, если найдутся?

— Надёжно, товарищ Коба, весьма надёжно!

— Так жэ, как был «прикрыт» Харьков?

— Тихо, тихо, това г

ищи! Не в г емя для п г епи г ательств. Вы оба п г авы. И вы, Лев Давидович, и вы, Иосиф Висса г ионович. Обо г ону надо усилить, наступление п г одолжать, как задумали и — как я сказал — отп г авить делегацию к полякам!..

— Сегодня, — сказал Две Мишени.

Полк не строился в красивые шеренги, как и дроздовцы. Не играли оркестры, не печатали шаг шеренги — парады поднимают дух, но ещё больше его поднимаю победы.

Михаил Гордеевич Дроздовский войска свои любил и берёг; но он же мог, лично отправившись на передний край, повести полк в штыковую, если чувствовал, что оборона противника вот-вот рухнет. Здесь же, однако, под Серпуховом, красные насмерть вцепились в берег Оки; и к обороне они подготовились основательно.

— Маньчжурцы там у них, — сквозь зубы процедил Две Мишени. — Мы так под Мукденом оборонялись. Не люнеты, а траншеи, пулемёты на косоприцельном огне, замаскированные наблюдатели-корректировщики…

…Одного такого вчера вечером захватили дроздовцы — красные ухитрились протянуть полевую связь по дну Оки и молодой парень в интеллигентского вида круглых очках сидел в норе у корней отдельно стоявшего дуба; здесь же, в норе, имелся и телефон.

Дроздовцы разбираться, увы, не стали — корректировщика они повесили на том же дубу, намотав тому на шею телефонный провод. Когда примчался сам Дроздовский, всё было уже кончено.

— Снимите и похороните, — только и приказал он. — Виновников отдаю под суд.

Отдать под суд ожесточившихся легко; а вот прорвать оборону красных — куда труднее.

Фёдор Солонов видел — что-то готовится. По северному берегу Оки стреляли, но уже больше для порядка, или отвлекая врага; а вечером Две Мишени собрал Государеву роту, первую роту Александровского полка.

— Сегодня ночью. Никаких «ура», «в полный рост» и «грудью на пулемёты». Тебя, Всеволод, особенно касается. Господь тебя хранит, не иначе, как по Ксении твоей молитвам!..

— Виноват, Константин Сергеевич!..

Две Мишени усмехнулся.

— Никакого чинопочитания. Ну да ладно — Сева! О жене молодой если не думаешь, так хоть о старой матери подумай.

— Все под Господом ходим, господин полковник! Кому какая пуля назначена — та не минет.

— Пуля того «не минет», — строго сказал Две Мишени, — кто дуром вперёд не прёт. Короче, первая рота! Слушай мою команду. И помните, что новое — это вовремя применённое старое!..

Июльская ночь на Оке так прекрасна, как может быть только русская ночь, на бескрайней русской равнине. Когда соловьи выводят свои коленца, когда величественно выплывает луна, когда стихает всё и остаётся только чернота звёдного неба, перечёрнутая, словно орденской лентой, блистающей полосой Млечного пути.