Александровскiе кадеты. Смута
Шрифт:
Ирина Ивановна меж тем перевернула раненого на спину, приподняла ему голову. Йоська приходил в себя, взгляд ещё блуждал, но уже становился осмысленным.
— Допрыгался, Бешеный, — ровно сказала Ирина Ивановна. — Ну, выбирай — или в казеный дом по висельной статье, или мне всё расскажешь. Кто приказал в Положинцева стрелять? И, главное, почему?
— М-мельников… он подначил… Лев Давидыч… добро дал…
Йоське было явно очень больно.
— Мельников? Кто такой?
— Эсдек… новый… недавно ввели в состав… Мельников, Кашеваров, их Благоев привёл…
— Ну, допустим. А чем же этому твоему Мельникову помешал Илья Андреевич Положинцев?
— Копал глубоко… — стонал Йоська. — До складов хотел
— Какие склады? — резко спросил Две Мишени.
— Оружие… боеприпасы… для… вооружённого восстания…
— Где они?
— Не… скажу… — Йоська собрал остатки мужества. — Не тебе, тварь, меня допрашивать, и не девке твоей, не этой… — и он закончил грязной бранью.
Подполковник резко и сильно ткнул его кулаком в лицо, зубы Йоськи так и клацнули, голова дёрнулась, из разбитых носа и губ потекла кровь.
— Константин Сергеевич!..
— Всё-всё, Ирина Ивановна, уже всё.
Две Мишени был бледен, но и впрямь спокоен.
— Вот полегчало, честное слово.
…Потом явился городовой. Потом, после долгого ожидания, прибыл тюремный экипаж из Дома предварительного заключения. Потом раненого Бешанова не слишком любезно впихнули в карету. И последнее, что запомнилось всем — был исполненный лютой злобы взгляд Йоськи Бешеного.
— Склады с оружием, значит. Которые якобы искал наш милейший Илья Андреевич? — Две Мишени потёр подбородок.
На улице медленно ползла мимо окон глубокая зимняя ночь, а они сидели за самолично Ириной Ивановной поставленным самоваром.
— Сильно сомневаюсь, чтобы господин Положинцев был бы этим занят, — покачала головой Ирина Ивановна. — Мальчики говорили, что он очень увлечён поисками забытых подземных ходов, самих по себе…
— Кадетам он мог всего и не говорить.
— Конечно. А ещё этот Мельников или как его в действительности, мог не говорить всего исполнителю теракта Йоське Бешеному.
Две Мишени кивнул.
— Но, в общем, полагаю, что Бешанов не врёт. Отчего-то эс-декам и впрямь оказалось необходимо избавиться от Положинцева; откровенно говоря, версию со спрятанным где-то в гатчинских подвалах оружием я бы не сбрасывал со счетов. Помните, как осенью взорвали эшелон семеновцев? Как-то ведь пронесли на станцию, к самому государеву павильону, не один пуд шимозы. Где-то ведь прятали; так почему бы и не в каких-то забытых подземельях?
Ирина Ивановна поморщилась.
— Константин Сергеевич, дорогой, ну вы ж сами понимаете. Принцип Оккама — не множить сущности сверх необходимого. В окрестностях Гатчино и так полным-полно мест, где можно спрятать не то, что несколько пудов шимозы, а и целый артиллерийский парк. Крестьянские амбары, сараи, зады Александровской рабочей слободы… да что угодно! А к железной дороге доставить открыто, на ломовике, переодевшись рабочими. И закладывать так же открыто, не таясь, при всех — кто обратит внимание на каких-то трудяг, что-то там делающих с рельсами?
Две Мишени покачал головой.
— Простите, Ирина Ивановна, не соглашусь. Гатчино-Балтийская, где случились взрывы — станция не простая. Жандармская стража ходила постоянно, и государев конвой, и работники дистанции — смазчики, стрелочники, обходчики — все из проверенных, получавших дополнительное жалованье «за бдительность». Конечно, одного или двух могли сагитировать, запугать или купить — но не всех же!
— И что же?
— Закладывать открыто у них бы не вышло. Я ж там был сразу после взрывов, Ирина Ивановна. Воронки как после двенадцатидюймовых морских снарядов, в Порт-Артуре видел. Зарывали ночью; и, скорее всего, издалека тащить бы шимозу у них не получилось.
— Вы, любезнейший друг мой Константин Сергеевич, сейчас пытаетесь подогнать одно к другому. У меня есть
Ирина Ивановна сделала паузу, принявшись разливать чай и раскладывать варенье. Делала она это неспешно и со тщанием, до тех пор, пока Две Мишени не выдержал:
— Государыня-матушка, как говаривали в век золотой Екатерины, ну не томите уж вы!..
— Не буду, не буду, — усмехнулась Ирина Ивановна, — хотя следовало бы, Константин Сергеевич, следовало б. Как говорил любимый нашей с вами седьмой ротой сэр Шэрлок Холмс, отбросьте всё заведомо невозможное и оставшееся будет разгадкой, сколь бы фантастичным оно ни казалось. Первое — в подземельях корпуса стояла машина для переноса из одного временного потока в другой. Машина группы — назовём её так — профессора Онуфриева, который на нашей стороне, воевал против взявших власть эс-деков-большевиков. Но мы знаем, что есть и другая группа. Группа некоего господи Никанорова, с каковым мы имели малоприятную встречу… там. Группа, располагающая своим аппаратом для подобных же переходов. Где у них он скрыт, мы не знаем. Так не кажется ли вам, дорогой Константин Сергеевич, что всё очень просто и логично: бедный наш Илья Андреевич есть гость оттуда, причём именно от профессора Онуфриева, и есть кто-то ещё, но связанный с группой Никанорова? Если помните, Никаноров этот отличался вполне большевистскими воззрениями. Так почему у них не может быть здесь своих людей? Которым совершенно не нужен никакой аппарат, осуществляющий связь в интересах их смертельных врагов? Никаноров нас видел и знает в лицо. Он знает, что связь есть, что она работает. Возможно, знает и про исчезновение самой машины. Что надо сделать? — уничтожить единственного человека, который может её восстановить тут, на месте. Нанимается Йоська Бешеный, который и в самом деле бешеный — пристрелит любого даже не за понюшку табаку, а просто так, потому что ненавидит всех «богатеев».
Подполковник внимательно слушал, так и застыв с чашкой чая в пальцах.
— Пейте, Константин Сергеевич, пейте, остынет, пока я тут произношу свои филиппики. Ну, как вам моя гипотеза? Всё ведь отлично объясняет. Есть мотив. Есть средство. Всё есть, всё сходится. Не надо ничего придумывать. А что этот человек — «Мельников», или как там его настоящая фамилия — что он рассказал Бешеному, это как раз и есть то объяснение, какое необходимо здесь и сейчас для человека нашего временного потока. Не выдавать же Йоське все секреты и все тайны!..
— Согласен, логично, — кивнул Две Мишени. — Фантастично, но логично. Борьба двух групп из того времени здесь!.. И да, ясно, во имя чего. Профессор Онуфриев хочет, чтобы история пошла бы у нас другим путём с самого начала, чтобы самое страшное бы не случилось; а его противники, наоборот, хотят у нас всё повторить.
— А, поскольку история у нас уже пошла по-иному, хотя далеко и не во всём, — подхватила Ирина Ивановна, «группа Н» — Никанорова — и пытается «всё исправить», в своём понимании, конечно же. И, помня всё, прочитанное об их гражданской войне — я ничуть не удивлюсь попытке убить Илью Андреевича.
— Однако он остался жив…
— Так и исполнителей не так-то просто найти. И, тем более, не так-то просто проникнуть в Военно-медицинскую академию. Сами знаете, туда кого попало не пропустят. И фокусы с переодеваниями не помогут.
Подполковник кивнул.
— Тем не менее Илью Андреевича охранять надо. При нём, как при жертве вооружённого нападения, о коем ведётся следствие, и так должен быть жандарм, но я добьюсь усиления. Потому что по горячим-то следам могли и не рискнуть, а теперь, когда всё успокоилось, глядишь, решатся — пойдут добивать.