Алексеев. Последний стратег
Шрифт:
Депеша поверенного в делах России в Берне заканчивалась следующей строкой:
«...В случае успеха этой комбинации и присоединения свежей японской армии ожидается окончание войны не позже осени этого года».
Вторая депеша из Швейцарии была не менее тревожной:
«Один из видных членов японской миссии в частной беседе заявил, что если Россия заключит сепаратный мир, то Япония нападёт на Россию...».
Алексеев, ознакомившись с содержанием швейцарских депеш,
— Тот, кто в 1905 году сказал, что Русско-японская война не завершилась подписанием мира в американском Портсмуте, смотрел как минимум на четырнадцать лет вперёд...
На совещании в Могилёве было обговорено, что с его решениями Верховный главнокомандующий должен ознакомить «временных» министров лично. Вместе с ним в столицу поездом отправлялись и главы фронтов. Генерал Брусилов вспоминал:
«Выехали экстренным поездом. Утром 3 мая прибыли в Петроград. На вокзале нас ждал новый военный министр. Гучков ушёл в отставку, его заменил А. Ф. Керенский. Вместе с ним приехавших встречал и командующий Петроградским военным округом генерал Л. Г. Корнилов.
Увиденное наводило на печальные мысли: солдаты почётного караула, невзирая на команду, продолжали стоять вольно, на приветствие Алексеева отвечали вяло, как бы с усмешкой, прошли небрежно, как бы из снисхождения к такому лицу, как Верховный главнокомандующий...
Поразил вид города. Не существовало более чиновного, строгого, казённого Петербурга. Всё кипело, шумело, волновалось...».
В полдень состоялась встреча высшего генералитета Русской армии с политическим руководством страны. Проходила она не в правительственном здании, а у премьер-министра князя Львова, в его доме на Театральной площади. Уже сам этот факт наводил на самые грустные мысли.
Слово для доклада, естественно, предоставили Алексееву. Он подробно охарактеризовал ситуацию на фронте и рассказал о планах Ставки на кампанию 1917 года. Остановился и на вопросе сегодняшнего состояния армии. Разговор вели князь Львов и новый военный министр России Керенский:
— Наша армия на пороге гибели. Ещё один шаг, и она будет ввергнута в бездну, увлечёт за собой всю Россию и её февральские свободы. Такова будет цена наступления, которого требует от нас немедленно Антанта.
— Зачем такой пессимизм, Михаил Васильевич? Наступление должно стать победным.
— Победным оно не будет, глубокоуважаемые господа министры. Но то, что оно потянет за собой государство в бездну, это ясно по состоянию армии и столицы сегодняшнего дня. Возврата назад уже не будет. И виновны в этом будем все мы с вами.
— Куда же тогда смотрят генералы? Ведь высшая власть в армии, на фронте доверена им? Да ещё комиссарам Временного правительства.
— Генералы делают всё возможное и невозможное для оздоровления армии. Этому отдаются сейчас все наши силы и помыслы.
— Михаил Васильевич.
— Мы надеемся, что он вложит все силы ума, влияния и характера, чтобы помочь фронтовому командованию оздоровить армию. Но этого сейчас недостаточно.
— Что ещё вы хотите нам сказать как Верховный?
— Генералитету в деле оздоровления армии должны сегодня помочь те, кто разлагал войска своими революционными приказами и директивами. Наши российские политические деятели из Государственной думы. Те люди, которые после свержения монархии встали у власти в России. Надо предельно чётко разъяснить войскам, сидящим четвёртый год в окопах, суть приказов и директив о завтрашнем наступлении.
— А разве указаний Временного правительства по подготовке наступления для армии недостаточно?
— Я считаю, что совершенно недостаточно.
— Почему у вас сложилось такое мнение?
— Кабинет министров не знает, что армия — это организм хрупкий.
— Армия — хрупкий организм?!
— Точно так, глубокоуважаемые господа министры. В армии, особенно на фронте, должна быть исключительно твёрдая власть.
— Но она же, Михаил Васильевич, в ваших руках.
— Никак нет. Её теперь успешно оспаривают всякие местные советы, особенно Петроградский. Один его приказ за номером первым чего стоит.
— Этот приказ Петроградского совета правительство сегодня не в состоянии отменить.
— Нам в Ставке это видно. Но знайте одно: мешать генералитету издавать боевые приказы никто не должен. Война — это не игра в столичный парламентаризм.
— Почему так категорично?
— Потому что в боях с германцами и австрийцами умирают не в Петрограде, а на фронтах.
— Михаил Васильевич, вы осознаете то, что возложило на вас и прибывших с вами главнокомандующих фронтов Отечество?
— Могу вас всех заверить, что мы отдаём себя Родине с первого дня Великой войны. Это наш долг перед Россией.
— Тогда почему положение дел в армии становится всё хуже и хуже? Почему она не может наступать, как того требуют от нас союзники?
— Причина в здоровье армии. Её здоровье зависит от состояния страны.
— Но мы напоминаем: вы и ваши военачальники обличены правительственным доверием. Доверием Государственной думы. Доверием, наконец, всего народа, сбросившего династию Романовых.
— Тогда не надо вмешиваться в планы Ставки. Если мы, в том числе и я, как Верховный главнокомандующий, виновны, то предавайте нас суду.
— Михаил Васильевич! Ну зачем же нам бросаться в такую крайность.
— Хочу сказать от присутствующих глав фронтов следующее. Материальные недостатки войска переживут. Как то было не раз и раньше. Духовные же требуют немедленного лечения.
— Правительство сделает всё от него возможное для оздоровления армии. Заверяем вас в этом и я, и военный министр Александр Фёдорович.