Алексеев. Последний стратег
Шрифт:
— Алексеев, никак не ожидая такого ответа от Деникина, сразу же переменил тон.
— Нет, Антон Иванович. Я прошу вас не отказываться от должности. Будем работать вместе, я помогу вам. Наконец, ничто не мешает месяца через два, если почувствуете, что дело не нравится, уйти на первую же открывшуюся армию. Согласны?
— Согласен.
— Вот и хорошо. Надеюсь, что всё между нами уладится. Вечером прошу ко мне на чай.
— Благодарю за приглашение, Михаил Васильевич. Непременно буду...
Алексеев и Деникин за короткое время совместного
Во-первых, Михаил Васильевич стремился решать все стратегические задачи самостоятельно, благо работоспособностью он обладал поразительной.
Во-вторых, получив в начальники штаба старательного Деникина, он стал поручать ему задачи, которые ставились Верховному решениями Временного правительства. Одним из таких действительно важных поручений стала организация демобилизации из армии 40-летних солдат. Такое решение «временных» привело к тому, что фронтовая артиллерия лишилась большей части наиболее подготовленных унтер-офицеров.
Отдавал Алексеев своему начальнику штаба на рассмотрение и «сомнительные» проекты, которые нередко поступали в Ставку на её решение. Как это было, например, с предложением Управления путей сообщения утвердить заказ на несколько десятков миллионов рублей на возобновление в будущем движения по... Варшавско-Венской железной дороге, которая находилась на польской территории, оккупированной германскими войсками.
Деникин пробыл в Ставке всего два месяца. Не найдя точки соприкосновения с новым Верховным главнокомандующим Брусиловым, он отпросился из Могилёва назад на фронт...
Времени на притирку между должностными лицами не было, поскольку в войне назревали большие события. Приближался ранее обговорённый на Межсоюзнической конференции срок перехода Русской армии в наступление. В Ставке понимали всю нереальность наступления, но высшее военное командование Антанты никаких возражений не принимало.
Дело кончилось тем, что отношения союзников стали обостряться. Инициатором этого стал только что назначенный главнокомандующим французской армии (армиями Севера и Северо-Востока) дивизионный генерал Роберт-Жорж Нивель. Он сменил на этом посту Жоффра. Нивель отличился в ходе обороны крепости Верден, то есть в самой продолжительной операции Первой мировой войны.
Нивель откровенно жаждал славы, а потому торопил события, не считаясь с объективными условиями. Решив наступать на Германию в самое ближайшее время, он прислал на имя российского Верховного генерала Алексеева телеграмму следующего содержания:
«По соглашению с высоким английским командованием я назначил на 8 апреля начало совместного наступления на Западном фронте. Этот срок не может быть отложен. На совещании в Шантильи 15 и 16 ноября было решено, что союзные армии будут стремиться в 1917 году сломить неприятельские силы путём единовременного наступления на всех фронтах с применением максимального количества средств, какое только сможет ввести в
Я введу для наступления на Западном фронте все силы французской армии, так как буду добиваться решительных результатов, достижения которых в данный период войны нельзя откладывать.
Вследствие этого прошу вас также начать наступление русских войск около первых или средних чисел апреля. Совершенно необходимо, чтобы ваши и наши операции начались одновременно (в пределах нескольких дней), иначе неприятель сохранит за собой свободу распоряжения резервами, достаточно значительными, для того чтобы остановить с самого начала одно за другим наши наступления...
Должен добавить, что никогда положение не будет столь благоприятным для русских войск, так как почти все наличные немецкие силы находятся на нашем фронте и число их растёт с каждым днём!
Главнокомандующий».
Получив из Парижа такую телеграмму, Алексеев вызвал к себе начальника штаба Ставки:
— Антон Иванович. Вы ознакомились с содержанием телеграммы генерала Нивеля?
— Да, Михаил Васильевич.
— Что вы скажете по ней о новом французском главнокомандующем?
— Категоричность его требований несомненна. Но следовало бы в рамках уважения к союзникам хотя бы согласовать вопрос, можем ли мы перейти в наступление в срок, который пожелал установить генерал Нивель.
— Ясно одно. Мы не сможем в первой половине апреля начать наступательную операцию. Мы к ней не готовы.
— Михаил Васильевич. Заметьте, чем приманивает нас сменщик Жоффра: почти все наличные немецкие силы находятся на Западном фронте?
— Нивель словно не знает о том, что два из четырёх русских фронта на востоке Европы воюют именно с германцами. А остальные два - с австрийцами.
— Париж просит дать срочный ответ на телеграмму.
— Антон Иванович. Через час у меня будет на проводе военный министр Гучков. Я с ним обговорю этот вопрос. Но скажу сразу: французам надо дать понять, что с союзниками следует считаться не только в Шантильи.
— Значит, ответ в Париж надо готовить сегодня же?
— Да. Коротко и ясно объяснить генералу Нивелю, что мы не можем начать большую операцию в назначенные им для нас сроки.
— Каким должен быть тон ответной телеграммы?
— Как можно сдержаннее, Антон Иванович. И самое главное: надо указать Нивелю на опасность, которой грозит союзникам его чрезмерно поспешный план общего наступления...
Военный и морской министр Временного правительства одобрил позицию Ставки. Но уже через три дня в Могилёв (через Петроград) из Парижа пришла новая телеграмма. Французский главнокомандующий самым категоричным образом настаивал на общем для Западного и Русского фронтов наступлении. Причём в сроки, назначенные лично им, дивизионным генералом Робертом-Жоржем Нивелем.