Алена и Аспирин
Шрифт:
— Тебе баблос, что ли, не нужен? — спросил он наконец.
Аспирин смотрел на него сквозь завесу густого, стекольчатого, безнадежного опьянения. Он пил водку третий час подряд, но забытья не было — только тяжесть и муть, как в плохом сне.
— Я думал, вообще-то, что ты напишешь, — сказал редактор. — По пять тысяч знаков каждое письмо, ну, от блондинки можно восемь…
— Напишу, — сказал Аспирин. — Уговорил.
Редактор отошел, все еще поглядывая на Аспирина вопросительно. Это был не первый за сегодня вопросительный взгляд; Аспирин явно выбивался
Он встал, собираясь уйти, когда в полутемный, увитый лианами зал вошла Дашка, его актуальная подруга, на двадцатисантиметровых острых каблуках.
Она пришла с другой тусовки и была уже очень веселая. От нее пахло сладким и запретным. Утащив Аспирина в курилку, она повисла у него на шее и без предисловий цапнула в губы. Минут десять они мусолили друг друга, все больше и больше заводясь и распаляясь, потом Дашка пробормотала, не переставая целоваться:
— Все козлы. Поехали к тебе.
Они вышли из клуба и поймали такси. Аспирину полегчало: впервые за долгие часы он знал, чего хочет. На заднем сиденье машины было мягко, но тесно, золотой и острый Дашкин каблук поцарапал ухо водителю, тот обиделся, но Аспирин пообещал доплатить «за вредность».
Уже поднимаясь к лифту, он вдруг застыл с открытым ртом.
— Добрый вечер, Алешенька, — сказала консьержка тетя Света.
Аспирин дернул кадыком.
— Ты чего? — спросила Дашка.
Он втащил ее в лифт.
— У меня там дочка, — сказал, задыхаясь от нервного смеха.
— Чего?!
— У меня в хате дочка сидит, Алена из Первомайска… Ой, не могу…
— Обкурился? — предположила Дашка.
— Да нет, натуральная дочка… То есть, конечно, я ее в первый раз вижу…
— Не придуривайся, — Дашка нахмурилась. — А чего это у тебя ковер в коридоре?
Ковер так и стоял, свернутый в рулон, у двери, как в почетном карауле.
— Его кровищей вчера замарали, — Аспирин продолжал хохотать. — Тут такое было… Весь ковер в крови…
Дашка выпустила его руку. Заглянула в лицо:
— Аспирин… Крыша поехала?
Аспирин нажал на кнопку звонка — впервые, наверное, за все десять лет, что квартира принадлежала ему. Спустя минуту непрерывного трезвона изнутри послышался испуганный детский голос:
— Кто там?
— Открывай, дочура, папа пришел, маму привел, — Аспирин смеялся с повизгиваньем. — Давай, открывай…
Повернулся ключ в двери. Алена отступила вглубь прихожей — она была с ног до головы завернута в одеяло.
— А я думала, ты го-онишь, — протянула Дашка. Уголки ее губ опустились, она разглядывала Алену с любопытством и брезгливостью, как паука-птицееда. — Знаешь, Аспирин… Схожу-ка я в сортир для разнообразия.
И она прошествовала по коридору в туалет.
— Кто это? — тихо спросила Алена.
— Не твое дело, — сказал Аспирин. Смеяться он перестал, но горло саднило до сих пор. — Вот что, красавица… Бери одеяло, подушку, табуретку… бери и выметывайся
— Куда?
— Пересидишь полчаса, ничего с тобой не случится, — Аспирин подхватил одной рукой табуретку, другой девочку, поволок то и другое за дверь. — Вот тут сядь и сиди, я тебя потом заберу. К звонку не прикасайся — убью. Ясно?
Алена сжала губы. Молча кивнула.
— Вот и хорошо, — Аспирин снова хохотнул. — Куплю тебе мороженое.
И он закрыл дверь, щелкнув сначала верхним замком, а потом нижним.
Из ванной выглянула Дашка:
— Проблема решена?
— Какая проблема, — пробормотал Аспирин, выбираясь из штанов, — какая, к чертям, проблема…
Подхватил влажную податливую женщину и потащил в спальню, в ворох не убранных с утра простыней.
Он проснулся как от пощечины.
На часах было семь. Дашка сопела, полуоткрыв рот.
Аспирин встал. Обошел квартиру. Закусив губу, посмотрел в дверной глазок…
Отпер входную дверь.
Алена спала на полу, свернувшись клубком в одеяле. Ее лицо было покрыто бороздками высохших слез.
— Может, примерим еще вот это платье? — голос Аспирина дрогнул от щедрости.
— Нет, спасибо. Мне не нужно.
Продавщицы, курсирующие вдоль стоек с детской одеждой, поглядывали на них с любопытством. Темноволосая дама лет сорока желала видеть мелодраму — рождение новой Золушки. Из провинциальной бедности в столичную роскошь, из безотцовщины в объятия папаши, и все ей будет по заслугам — квартира, жених и юридическое образование. Молодая крашеная блондинка предпочитала криминальные сюжеты: Аспирин в ее глазах был демоном-соблазнителем, покупающим душу ребенка за недорогие шмотки. К счастью, блондинку почти сразу вызвали к кассе, и покупатели избавились от ее назойливого внимания.
Пока Алена покупала колготки, носки, белье, Аспирин маялся неловкостью. Потом дело дошло до крупных покупок; у входа в отдел стояла кукла-манекен в бальном платье с корсетом и кринолином. Аспирин посмотрел на цену и решил, что эта пробка для дырявой совести — как раз подходящего диаметра.
— Зачем мне? — удивилась Алена. — Куда я в нем?
— Увезешь в Первомайск, — сказал Аспирин, все естественнее входя в роль. — Покажешь маме… В школу, к конце концов, на новогодний бал…
Темноволосая продавщица слушала и млела. Алена приподняла уголок рта:
— Нет, спасибо. Мне нужнее теплая куртка. Потому что уже почти осень, и в футболке холодно…
Стараясь не смотреть на продавщицу, Аспирин прошел за девчонкой в глубину душного, пахнущего новой тканью отдела. Они купили Алене осеннюю куртку и спортивный костюм.
— А теперь давай выберем сумку, — сказал Аспирин.
— Зачем?
— Чтобы вещи сложить. Иначе как ты повезешь все это в Первомайск?
Алена ничего не сказала. Аспирин купил школьный ранец с Винни-Пухом и затолкал туда новоприобретенное барахлишко. Алена все так же молча надела ранец на спину.