Аленкин клад. Повести
Шрифт:
— Разговор будет крутой. Мария Антоновна не разучилась чаек студенческий заваривать? Кстати, как ее здоровье? Ты позвонил, что все обошлось хорошо? Позвони немедленно и спроси разрешения приехать на чаек.
Краткая беседа с Акимом Сидоровичем подбодрила Осокина.
«Мы еще постоим за себя! — воспрянул он духом. — Главное — сохранить выдержку, проявить гибкость…»
Кресло Андрею Карповичу показалось таким же мягким, удобным, как и в первый день приезда на комбинат. Он по старой привычке скрестил руки на животе и начал приглядываться к членам бюро.
Люди. Какие они
«Все они перемывают мои косточки! — злился Осокин. — У нас это умеют!»
Робкий кашель Пилипчука заставил Андрея Карповича оглянуться. Демьян Михайлович сидел на краешке стула. Его маленькая, лысеющая на макушке голова быстро повернулась к двери, в которую неторопливым шагом входил задумчивый Аким Сидорович,
«Только начальство привык замечать! — с отвращением подумал о Пилипчуке Осокин. — И как я раньше не раскусил Этого типа? Ему бы день и ночь в цехах торчать. А он только на ухо шептал: „Дорогой Карпыч!.. Милый Андрей Карпыч!..“»
Члены бюро заняли за столом свои места. Осокин, услышав спокойный голос Полюшкина, насторожился.
— Послушаем начальника смены, — предложил секретарь бюро. — Пожалуйста, Игорь Николаевич.
Трибуна. Десятки внимательных глаз, немало всякого повидавшие на веку, раскрытые блокноты на столах… Все это Задольному приходилось видеть не раз. Но тогда такая обстановка в его душе не вызывала тревогу. Он был слушателем. Слова докладчика, если они казались пустыми, мог пропускать мимо ушей…
Скрип стульев, подбадривающие знаки Глыбы, взгляд Василия Денисовича Гришина, требующий не робеть, помогли Задольному собраться с мыслями.
— Причина всех неурядиц на втором участке, — чуточку растягивая слова, произнес Игорь, — каждому теперь ясна. Повторять сказанное, пожалуй, не стоит. Я хочу остановиться на другом. Три года работы на комбинате меня окончательно убедили… Это точно, товарищи. Мы пускаем на ветер уйму государственных денег…
«Теоретик! — скривился Осокин. — Молоко на губах не обсохло — поучать начинает. А словечки!.. Какими словечками бросается: „Уйма государственных денег! Анализ работы!“ Послушаем, голубчик, о чем дальше петь будешь?»
— Недостатки в нашей работе, — громче продолжил Игорь, — я буду доказывать с помощью цифр. Они говорят: комбинат пора переводить на выпуск минеральных удобрений высокой концентрации.
Задольный, заметив, как Аким Сидорович вынул из кармана записную книжку, подумал:
«Может быть, мои проблемы — изобретение велосипеда?»
— Продолжайте, — попросил Аким Сидорович. — Слова подтверждайте расчетами.
Цифры Игорю всегда казались сухим языком математиков. Но на комбинате он за каждым килограммом аммиака научился видеть тревоги, радости, поиски инженеров-технологов, аппаратчиков… Мелом на черной доске Задольный написал годовую цифру производства цехом аммиака и, вернувшись к трибуне, начал спокойно объяснять:
— Эти
— Так, так, — кивнул головой Аким Сидорович. — Продолжайте.
— Внесение минеральных удобрений только нашего комбината на поля сельхозавиацией ставит государство перед необходимостью ежегодно затрачивать еще пять миллионов рублей…
Задольный перелистал блокнот с цифрами и заговорил снова:
— Выпуск минеральных удобрений высокой концентрации сократит эти расходы в десять — пятнадцать раз. Строительство обогатительных фабрик на химкомбинатах — дело неотложное. Чем быстрее мы их построим, тем больше сбережем народных средств. Интенсификация производства — Это экономическая политика наших дней.
«В философию полез! — негодовал Осокин. — Тут без Гая не обошлось. Ясно, в чей огород булыжники бросает. И главное, на экономику, на самое модное жмет».
— Вопрос о переводе химкомбинатов на выпуск минеральных удобрений высокой концентрации без новой технологии нам не решить. Я несколько раз на эту тему беседовал с Андреем Карповичем, Демьяном Михайловичем…
«Метит прямо в сердце, — заерзал в кресле Осокин. — Пора осадить этого юнца».
— И не только беседовал, просил разрешения широко развернуть в нашей лаборатории работы по обогащению минеральных удобрений. Мою просьбу обещали обсудить, согласовать…
Лежать на лопатках Андрею Карповичу не хотелось. Он отлично понимал: выступление Задольного может выдать его с головой, как человека, подавшего вместе с Пилипчуком в министерство докладную записку с предложением построить на химкомбинате обогатительную фабрику.
В министерстве Андрея Карповича за дальновидность вознесли чуть ли не в главные новаторы. Сам Аким Сидорович на одной из коллегий заявил: «Пора Андрея Карповича в интересах государственного дела перевести с производства на научно-исследовательскую работу».
Свой человек из министерства шепнул Осокину о «прицеле» Акима Сидоровича. Пост руководителя научно-исследовательского института в столице! Такая должность Андрею Карповичу казалась несбыточной мечтой. Он постепенно до того свыкся с «прицелом» Акима Сидоровича, что и сам не заметил, как почувствовал себя счастливым временщиком на комбинате. Своей надеждой Осокин не делился ни с кем. И только один раз дома, после чаепития, как бы невзначай намекнул жене:
— Скоро придется тянуть возок потяжелей.
Супруга Андрея Карповича в тот вечер и так и этак пыталась разведать о «тяжелом возке». Андрей Карпович улыбался, хитровато щурил глаза, а когда любопытство жены надоело, поучительно произнес:
— Охраняющий уста свои оберегает жизнь свою…
— Поддержки со стороны администрации, — рассказывал Задольный, — мы не получили до сих пор. Обогащением минеральных удобрений занимались после работы…
«Пора! Пора осадить! — твердо решил Осокин. — Он смешает меня с грязью!»