Алеш и его друзья
Шрифт:
«Подобная ситуация мне хорошо знакома, — заявил Алеш. — Один раз я отложил полдник, пошел в подвал за углем, да забыл, куда я полдник положил. Ужас! Я целый час носился по квартире и совсем отчаялся его найти».
«Ну, и нашел?» — сочувственно спросил я, зная, насколько Алеш чувствителен ко всему, что касается еды.
«Да, но только на следующий день».
«Вот видишь, — сказал я, — все кончилось хорошо».
«Чего уж тут хорошего, — мрачно ответил Алеш, — хлеб оказался черствым, а колбаса безвкусной».
Вон оно, продолжение закона
Поэтому я предпочел оставить поиски — зачем же себя взвинчивать, злиться! Мама наверняка знает, где ее поваренная книга, нужно только быть с ней повежливее, и она мне эту книгу даст.
Когда пришла мама, я был с ней весьма предупредителен, что для нее уже само по себе подозрительно, — выложил из сумки покупки, рассортировал их, что в холодильник, что в чулан, а потом, не отходя от книжного шкафа, начал многозначительно вздыхать.
Мама сначала удивленно качала головой, наблюдая за моим рвением — я ведь даже картошку почистил, а потом вдруг просияла:
— Я давно за тобой наблюдаю, Боржик, и понимаю, что ты ищешь.
Я очень в том сомневался, но, решив быть предупредительным, не возражал.
— Ага, молчишь! Верный признак того, что я попала в точку. Если ты думаешь найти в шкафу «Преступления доктора Мртволки», «Всадника из Сьерра-Платы» или «Восемь жен Синей Бороды», то ошибаешься. Эта макулатура совсем не для тебя, я заперла книги в шкаф. Ключ не найдешь, даже если обыщешь всю квартиру. Ясно?
Я прекрасно знал, что книжки, про которые говорит мама и которые были мне подарены дядей Хробаком, хранятся вместе с другими книгами в чемодане в шкафу. А ключ, тайником для которого мама так гордится, лежит в коробке от индийского чая, стоящей на кухонном шкафу. Только сегодня мне было не до этих книг, и потому я притворился обиженным.
— Да ты что, мама? Если мне что запрещают, я всегда слушаюсь.
— Как? — недоверчиво спросила мама, сделав вид, что она ослышалась.
— Добрый вечер, какие вопросы решаем? — явился домой отец и сразу же спросил про ужин, а узнав, что он будет готов примерно через полчаса, важно кивнул головой, похлопал по портфелю и сказал, что пока приведет в порядок кое-какие документы, которые принес домой, потому что на работе горит квартал.
Мама вздохнула, поставила на плиту картошку, а потом спросила:
— О чем, собственно, мы с тобой говорили?
— О том, что, если ты мне что-нибудь запрещаешь, я всегда слушаюсь. Я уважительно отношусь к твоему материнскому опыту, знаю, ваши с папой запреты идут лишь от желания мне добра, — сказал я серьезно.
— Что? — удивилась мама.
— Правда, я пока не так умен, как вы, — продолжал я мягко, — а иной раз, когда разозлюсь, и вовсе не могу понять ваших добрых намерений. Но как только все в голове уложится, приходится самокритично признать вашу правоту, и тогда я жалею лишь об одном,
Мама смотрела на меня в полнейшем ужасе, и поварешка в ее руке дрожала от изумления. А меня понесло.
— Мне иной раз просто плакать хочется. Не ценю я свое счастливое детство, а будь у меня больше денег, дорогая мамочка, поверь, ты получала бы подарки не только к именинам, ко дню рождения, к Рождеству и к Восьмому марта, а чаще.
— Обожди, — остановила меня мама, — оставь-ка эту лирику. Тебе нужны деньги? Что ты опять натворил? Разбил окно?
— Нет, — ответил я печально, — ничего я не натворил, и никаких денег мне не надо.
— Ага, — прервала меня мама, — значит, дело все-таки в дядиных книжках, запертых в шкафу.
— Да меня вообще эти книги не интересуют, — произнес я грустно, — но все-таки в твоих мудрых, пусть и полных сомнения, словах есть доля истины. Речь идет о другой книге — о поваренной.
— Как?!
Видно было, что маме стало нехорошо: она то бледнела, то покрывалась румянцем, и это чередование происходило все быстрее и быстрее.
— Да, — провозгласил я торжественно. — Я кручусь возле книжного шкафа, потому что ищу поваренную книгу. Я хочу научиться готовить и помогать тебе по хозяйству.
— Ах, — выдохнула мама, после чего из соседней комнаты примчался папа и спросил, что это свалилось.
Я объяснил, что когда мама упала в обморок, она локтем столкнула со шкафа любимый папин пятикилограммовый самородок.
— А почему мама упала в обморок? — испугался отец.
— Я попросил у нее поваренную книгу, — кротко ответил я, — хочу научиться готовить, чтобы помогать ей по хозяйству.
Отец тоже рухнул на диван рядом с мамой и, падая, столкнул с приемника любимую мамину вазочку из борского стекла.
Когда через четверть часа родители пришли в себя, меня раздели, уложили в постель, и мама сунула мне под мышку градусник.
— Он все время бредил…
— Да что же это такое? Что такое? — повторял отец.
— Но со мной правда все в порядке! — протестовал я.
Мама вынула градусник, посмотрела на него и испугалась:
— С ним правда все в порядке, так что…
И запнулась. Они с папой тут же начали безудержно радоваться моему прекрасному воспитанию.
Поваренную книгу я, разумеется, получил. Кстати, она нашлась в моей комнате под кроватью, в коробке с заброшенной коллекцией марок.
А на другой день мы собрались у Алеша.
— Кулинарное искусство, — заявил Алеш, — было и всегда будет делом мужским. С фантазией у женщин неважно!
Этой сентенцией Алеш положил конец нашим спорам относительно компонентов будущего торта.
Я принес переписанный из поваренной книги рецепт торта и шоколадной глазури, Мирек тарелки и кружевную бумагу под торт, а Ченда — свечку. Вернее, свечу, потому что она была почти полуметровой, мы даже засомневались, сможем ли воткнуть ее в торт.