Алеша Джапаридзе
Шрифт:
Этому внуку Пакия откровенно тогда завидовал: ему уже давно самому хотелось учиться. Но школы в их селе не было, а поехать в Тифлис — нечего и думать: мать и так еле сводила концы с концами. Мечта об учебе пока оставалась мечтой.
Только в редкие минуты, когда мать была свободна от домашних хлопот, она сама учила сына, как могла, читать и писать. Бывало, покажет написание какой-нибудь буквы, и он старательно и неумело выводит ее. Мать тяжко вздыхает:
— Ох, Пакия, хотела бы я отправить тебя в школу!
Как-то летней порой в Бокву приехал родственник отца Пакии, Симон Джапаридзе. В Кахетии, в селении Сацхениси, он заведовал сельскохозяйственной
— Слушай, Анна! — начал дядя Симон. — Ты знаешь, какой способный у тебя сын?
— Что толку в способностях, когда не имеешь возможности отдать его в школу?
— Я возьму Пакию к себе.
— Да благословит тебя бог за добрые намерения, Симон! Но где взять деньги, чтобы платить за учебу?
— Об этом не беспокойся. Я надеюсь, что смогу определить его на казенный счет.
Так была решена судьба Прокофия. Однажды утром дядя и племянник уселись в «линейку» и отправились в далекий путь. До села Сацхениси — более ста верст.
Школа, которой руководил дядя Симон, на несколько лет стала пристанищем для юного Джапаридзе. Это было учебное заведение для детей небогатых дворян. Кроме преподавания общеобразовательных предметов здесь обучали еще и ремеслу. Чувствуя себя равными по положению, учащиеся крепко дружили между собой.
Но вот подоспел 1894 год — год окончания школы. Тепло распрощавшись с дядей Симоном, Прокофий уехал в Тифлис, чтобы там продолжить свое образование.
Не сразу привык он к этому городу, «городу роз и песен», как его называли в то время. Тифлис показался Прокофию огромным. Бесчисленные улицы и узкие переулки, застроенные деревянными, преимущественно двухэтажными, домами с балконами и верандами, так и кишели народом. Медленно проезжали по улицам скрипучие арбы, стучали копытцами ослики, нагруженные древесным углем или кувшинами мацони, продавцы которого певуче восхваляли свой товар. А мимо мчались на породистых лошадях, в наемных фаэтонах важные господа с дамами… Чуть ли не на каждом углу стояли усатые городовые с шашками на боку, слышались гнусавые звуки шарманки и надрывный голос дудуки. Даже на центральной улице, называвшейся Головинской, распевали песни, словно в деревне. Воображение юноши поразили громады церквей и соборов, особенно древних.
Два года проучился Джапаридзе в Тифлисском городском училище. Его страстное желание — учиться дальше. Но где, в каком заведении, какую профессию выбрать? Собственно, задумываться долго не пришлось, ибо в ту пору в Тифлисе кроме духовных семинарий было единственное высшее учебное заведение — Александровский учительский институт. Что ж, стать учителем, «сеять разумное, доброе, вечное» — не так уж плохо!
И Прокофий Джапаридзе подает прошение о допуске его к экзаменам. Испытания были строгими, особенно трудно приходилось юношам нерусской национальности — грузинам, армянам, азербайджанцам. Для них, коренных жителей Кавказа, число мест было ограниченно. Так повелевали царские сатрапы!
Но цель достигнута — Джапаридзе принят в институт на казенный счет!
И в конце учебного года у него отметки: история — пять, география — пять, математика — четыре, природоведение — четыре, закон божий — пять. Правда, по русскому языку — три, и это несколько огорчило Прокофия. Но оценка занижена была лишь за грузинский акцент.
В ходе учебы Джапаридзе пристрастился
Постепенно в работах студента Джапаридзе появляются нотки недовольства и протеста. Так, свободолюбивая его натура уже заявляет о себе в сочинении на тему «Тарас Бульба»: «Страшна была Бурса. Здесь не было свежего воздуха, не было свободного вздоха, не было пощады никому».
Безусловно, на такие строки юношу настраивало не только произведение Гоголя, но и институт, в котором он учился. Высокомерие и наглость педагогов, кичившихся своим положением, дерзкое отношение к студентам, слежка и доносы — вот что увидел и от чего страдал Прокофий в стенах учебного заведения. Он задыхался в них, искал отдушины, выхода.
И выход найден…
Революционные кружки
Был в институте тайный кружок, основанный Ладо Кецховели. Сам Кецховели в нем уже не состоял, но оставался его вдохновителем. Он-то и ввел Джапаридзе в этот кружок. Прокофий обрел здесь не только товарищей, но и настоящих задушевных друзей. Они вместе учились, вместе мечтали. Знакомились с запрещенной литературой. Обсуждая прочитанные книги, спорили о жизни, говорили о будущем. Марксизм, который к тому времени распространился и в Грузии, зажег сердца и разум пытливых юношей.
Ладо Кецховели вводит Джапаридзе и в организацию «Месаме-даси» (третье течение), названную так писателем Георгием Церетели. Прокофий охотно посещает собрания этой организации.
А в конце 1898 года вступает в социал-демократическую рабочую партию. Теперь-то наконец перед ним открывается широкое поле революционной борьбы.
Чем глубже Прокофий изучал марксистскую литературу, вникал в суть животрепещущих вопросов, тем увереннее действовал. Он организует кружки вне института, общается не только со студентами, но и с рабочими фабрик и заводов, железной дороги.
Прокофий повзрослел, возмужал. Он выше стал ростом, раздался в плечах. Выглядел уже более подтянутым, стройным. Юноша с красивым лицом, большими живыми глазами, пышной шевелюрой заметно вырос и в политическом отношении. Давала о себе знать его духовная зрелость: на занятиях в кружках он смело ставит вопросы о социальной несправедливости, принципиально отстаивает взгляды Маркса. Джапаридзе резко спорит с реакционно настроенными учителями.
Более того, как руководитель комитета подпольных студенческих кружков, он пишет прокламации и листовки. В одной из них был разоблачен преподаватель закона божьего, протоиерей Восторгов. До этого священнослужитель слыл в институте тихим и скромным, степенным во всех отношениях. А на самом деле он оказался пошляком-развратником. Можно ли оставить без внимания данный факт? Нет, конечно! И Джапаридзе сразу же выпустил прокламацию, призывавшую уволить из института аморального преподавателя-протоиерея. Сам же он ее и расклеил не только в стенах учебного заведения, но и на улицах города.