Алесик едет в Красобор
Шрифт:
Алесик едет в машине Пильцеров. Отто за рулем, Курт рядом, а папа, Алесик и Цыбульский на заднем сиденье. Они мчатся вслед за вишневым «Москвичом» Жирмоновых.
У папы и Цыбульского на груди ордена и медали. У Цыбульского еще и крест какой-то на ленточке.
— Дядя Андрей, — спрашивает Алесик, — а почему у вас крест?
— Это боевой орден Польской Народной Республики. Крест отважных.
У Алесика новый вопрос:
— А за что вам его дали?
— За освобождение Польши. Получил после войны.
Курт Пильцер повернулся
— Алесь, ты приезжай к нам. Я тебе новую Германию покажу — Германскую Демократическую Республику! Увидишь, как живут немцы в свободной Германии. О, я тебе многое покажу. За эту социалистическую Германию немало немцев сражалось.
— Дяденька Курт, вам руку фашисты в Красоборе отбили?
— О, найн. Нет. Те раны зажили. Руку я потерял в боях за освобождение Берлина. Приезжай, мой малшик, я тебе все покажу.
Машины подъехали к повороту вправо. Тут стояли юноши с красными повязками на рукавах и комсомольскими значками на белых сорочках. Над дорогой на двух стойках висел огромный транспарант: «Пожалуйте в Красобор на праздник Освобождения!»
Сюда и заворачивали машины.
Дорога пошла лесом. То тут, то там на золотистых стволах сосен алели флажки и указатели: «До места торжественного церемониала два километра», «…один километр».
Наконец «Москвич» Жирмоновых, который ехал впереди, остановился. И Алесик сразу увидел огромную поляну, машины на ней, киоски, палатки с продавцами в снежно-белых халатах, автолавки с распахнутыми сзади дверцами. И огромное множество по-праздничному одетых людей.
— Прибыли, — Цыбульский открыл дверки машины. — Ну, Алесь, здоровайся с Красобором!
Алесик не знал, всерьез все это говорит дядя Андрей или шутит, на всякий случай тихонько сказал высоким золотистым соснам:
— Добрый день, старый Красобор!
Партизанский лагерь
— Сперва зарегистрируемся, что прибыли, — посоветовал Жирмонов.
Они пошли по боковой дорожке, на которой стоял указатель: «Регистрация партизан бригады имени Кутузова». Дорожка была посыпана желтым песком. Не прошли и двадцати метров, как увидели под высокой сосной стол и двух девушек с красными повязками. На повязках надпись белым: «Регистратор». А на сосне висела табличка: «Отряд № 1. «Смерть фашизму!»
— Вы чьи, товарищи? — спросила белокурая девушка.
— Свои, — улыбнулся папа. — И пароль знаем: «Красобор».
Девушка удивленно посмотрела на него.
— А где отряд № 3, «Боевой»? — заволновался Цыбульский.
— Пройдите, пожалуйста, по этой тропинке влево. Там, за ореховым кустом, стол «Боевого», — вежливо подсказала девушка.
— Где ест спецгруппа? — приблизился к столу Курт. Обе регистраторши с интересом уставились на него. И так же вместе затараторили:
— По этой дорожке дальше — спецгруппа, штаб и госпиталь. Может, вас провести,
— О, найн! Данке шён! Большой спасибо.
Курт, папа, Отто и Жирмоновы отказались от помощи и пошли к своему столу.
Алесик уже хотел следом за ними податься, как почувствовал, что кто-то легонько тронул его за рукав. Оглянулся — Аля.
— Ты?! — удивился и обрадовался ой.
— Я, — улыбнулась она. — Добрый день! Побежали в лагерь?
— В какой лагерь? — не понял он.
— В партизанский.
— А где он?
— Рядом, за поворотом.
Алесик посмотрел в ту сторону, где отец обнимался и здоровался с пожилыми людьми, минутку помедлил и, наконец, махнул рукою:
— Побежали!
За поворотом дорожки время будто отодвинулось назад, в грозные годы. Перед Алесиком был настоящий лагерь партизан. У сосны стоял стол, сбитый из кольев, рядом колоды — стулья. Над ними небольшой навес.
— Пост дежурного по лагерю, — разъяснила Аля.
— Ты откуда знаешь? — недоверчиво посмотрел на нее Алесик. — Тебя небось тогда и на свете не было.
— Мне дедушка рассказывал. Не думай: дедушка Луста был тут главным, когда этот лагерь заново строили.
— А там что? — Алесик влево махнул.
— Шалаши. Идем посмотрим.
Шалаши огромные, просторные, сделанные из жердей и обложенные сверху еловыми лапками. «Чтобы побольше партизан вместилось и чтобы от дождя спрятаться могли», — догадался Алесик.
В середине шалашей лежало сухое сено. Наверное, от него стоял вокруг приятный стойкий запах. Алесик решительно сделал вперед шаг, другой и — бухнулся на пахучий суходольник.
— А ну вылезай! — рассердилась Аля. — Ишь разлегся, как у себя дома! Это лагерь — памятник, а не парк отдыха! Видишь, как много людей вокруг, а ни один в шалаш отдохнуть не лезет.
Вокруг действительно гуляло немало народу. Люди ходили, переговаривались, рассматривали партизанскую базу. Но никто в шалаши не влезал.
— Я хотел посмотреть, как спалось партизанам.
— Не сердись, Алесик, — подобрела Аля. — Пойдем дальше.
Шалашей было несколько. Все большие, присадистые, с толстым настилом.
— Колодец партизанский, — показала Аля на маленький сруб, что едва поднимался над землей.
Сруб был сложен из белых, аккуратно очесанных бревен.
Заглянул Алесик в середину сруба и близко-близко — рукой достанешь — увидел черную воду.
— Неужели колодец с войны сохранился? — недоверчиво спросил Алесик.
— Упал, обвалился, с войны который. А этот дедушка с бригадой плотников на том же месте восстановил. Во-он те старые бревнышки видишь?
Глянул Алесик и удивился:
— Дрова гнилые?
— Не дрова, а остатки старого партизанского колодца. Откопали их.
— Интересно!.. А там, Аля, что?
— Навес для отдыха и место, где винтовки и пулеметы ставили. Дальше траншеи, окопы…
— Где?!
— Да вон же! Идем ближе, увидишь.