Альфа и Омега

Сейд Анна

— Дела задержали, — коротко ответил он, выходя наружу и помогая мне по одному затащить тяжелые мешки в кузов пикапа.

— Ищешь новую зацепку? — спросила я.

— Вроде того.

— Ты мне так и не расскажешь, в чем там дело, да?

— А ты хочешь знать? — недоверчиво уточнил он, затаскивая последний мешок и откидывая со лба вьющиеся пряди черных волос.

— Не знаю. Наверное. Я слишком многого сейчас не знаю в своей жизни, — пожала плечами я. — Кто такой этот Сэм?

— А у тебя ушки на макушке, — досадливо качнул головой Йон, снова забираясь в кабину. Я последовала за ним, и он завел

мотор, осторожно выводя машину на дорогу. Отсюда уже было видно главный вход в Дом, и я невольно бросила короткий взгляд на тех, кто там стоял. Кажется, они пришли сюда компанией — трое рослых альф с настолько бандитскими рожами, что мне стало не по себе и очень захотелось сползти под сидение. Мне смотреть-то на них было страшно, а девочки Ории позволяли им куда больше, чем это. Наверное, они имели право называть меня белоручкой и «цивилом» и смотреть свысока. Моя, пусть и тяжелая, жизнь все же не шла ни в какое сравнение с тем, через что проходили они. И что самое грустное в этой ситуации — к чему они уже совершенно привыкли, не считая это чем-то постыдным, неправильным или недостойным. Или жестоким по отношению к ним самим.

— Сэм разрушил мою жизнь, — проговорил Йон, возвращая меня к нашему с ним разговору. — Мою и моей семьи. Это из-за него мне пришлось уйти из дома и бродяжничать.

В моей голове буквально брызнуло целым фейерверком всевозможных вопросов, и я какое-то время не могла выбрать, какой из них задать первым. Потом все же решила начать осторожно и издалека:

— Сколько тебе было лет?

— Не помню. Лет восемь, — равнодушно пожал плечами он. — Я тогда даже не знал, стану альфой или нет. Но вряд ли думал о чем-то таком.

— Почему ты ушел из дома? Что именно тогда случилось, Йон?

Он не ответил. Сжал руль так сильно, что костяшки побелели, и стиснул зубы, словно переживая у себя внутри то, что испытал тогда. И я бы соврала, если бы сказала, что не почувствовала отблески его затаенной ярости внутри самой себя. Ярости — и страха. Страха настолько огромного, всеобъемлющего и подавляющего, какого не должен никогда испытывать ни один ребенок. Поняв, что ответа мне от него не добиться, я сменила тему:

— А у тебя были братья или сестры?

— Я был один, — выдохнул он, и почему-то я сразу поняла, что он что-то недоговаривает

— Неужели ты был единственным ребенком? — удивленно уточнила я. — Это… нетипично для таких, как мы.

— Я был один, — упрямо повторил он, сдвинув брови. — Прекрати задавать дурацкие вопросы о моей семье, маленькая омега. Это тебя не касается.

— Прости, — пробормотала я, откинувшись на спинку сиденья и устремив взгляд в окно. За ним один за другим проплывали похожие друг на друга панельные домики, окруженные заборами и разлапистыми голыми деревьями. — Зачем ты вообще взял меня с собой сегодня?

— А ты вот просто не можешь ехать молча, да? — тяжело вздохнул он.

— Вот поэтому и спрашиваю, — пожала плечами я. — Знал ведь, на что подписываешься, так зачем взял меня с собой?

— Это была идея Медвежонка, — попытался было увильнуть он.

— Была, — согласилась я. — А ты не стал спорить. Для такого упрямца, который все всегда делает по-своему, ты был невероятно покладистым сегодня. Значит, был не против.

— А ты поставила своей целью убедить меня,

что я поступил неправильно? — поморщился он.

— Почему ты просто не можешь сказать, что мое общество тебе… — Я запнулась, не зная, какое подобрать слово. — Дело в метке, да? Она снова чешется?

— Да, — почти с облегчением выдохнул он. — Все дело в клятой метке, ты довольна?

— Как слон, — равнодушно ответила я, не видя больше смысла продолжать этот странный разговор.

Прачечная, чьими услугами пользовался Дом, находилась в четырех кварталах от него и представляла собой так называемый «аквариум» — здание, в котором окон было больше, чем стен, и, наполненное каким-то зеленовато-голубым свечением, оно издалека в самом деле напоминало аквариум с немного зацветшей водой. Сегодня там почти никого не было, и мы довольно быстро загрузили заляпанное всевозможными телесными жидкостями постельное белье в несколько машинок, поставив самый интенсивный режим стирки. Честно говоря, большинство простыней были в таком плачевном состоянии, что я бы не удивилась, если бы однажды машинки вернули бы нам их по частям.

— У нас есть пара часов, — проговорила я. — Мы можем разойтись и встретиться тут…

— Хочешь выпить кофе? — вдруг спросил он, почему-то не глядя на меня.

— Что? — от удивления я даже переспросила, хотя прекрасно расслышала все, что он сказал.

— Тут напротив есть круглосуточная кофейня. Там грязновато, зато кофе подают вполне сносный, — ответил альфа. — Все лучше, чем на улице мерзнуть или тут в этом грохоте сидеть. Из окна будет как раз все видно. Хотя я сомневаюсь, что найдутся идиоты, которые решат выкрасть обкончанные простыни.

— Я не пью кофе, — немного виновато улыбнулась я. — Мне он не нравится.

— Вот как. — Йон наконец посмотрел мне в глаза, и я с обреченностью утопающего ощутила, как меня затягивает в их черные глубины. Ему не нужно было делать ничего особенного, просто смотреть на меня, и у меня уже начинала земля покачиваться под ногами. Бедная влюбленная дурочка, зачем ты вообще во все это ввязалась.

— Но я могу выпить чаю, если у них есть, — неуклюже добавила я, и, к моему удивлению, его губы тронула улыбка.

Чая в круглосуточной кофейне не оказалось. Зато они подавали горячий шоколад, и я взяла себе большой стакан, благо что Йон великодушно согласился меня угостить. Своих денег у меня так и не было, и я не представляла, откуда бы они могли появиться в будущем.

Мы устроились около одного из высоких круглых столиков возле окна, из которого было видно зеленоватый призрак прачечной через дорогу. Люминесцентная лампа над нашими головами слегка потрескивала и иногда гасла, чтобы потом снова с шипением загореться.

— Как ты можешь пить кофе со льдом в такой холод? — спросила я, покачав головой. — У меня все внутри мерзнет от одного взгляда на тебя.

— Не знаю, мне нормально, — пожал плечами он. — Как шоколад?

— Он почему-то… пахнет зубной пастой, — пробормотала я, сделав первый неуверенный глоток. — Даже не хочу думать почему.

— Серьезно? — На его лице зажглась широкая улыбка, и я поняла, что окончательно пропала. Надеюсь все же, что то, насколько мне нравилось просто смотреть на него, не читалось слишком откровенно по моему поплывшему лицу. — Дай попробовать.