Алиса Длинные Ноги
Шрифт:
Я скрестил лапки, взгляд мой перебегал с одной крестьянки на другую, шерстинки встали дыбом, с восторгом я смотрел на торжество плоти над смертью.
«Гениальное существо, кошка – не кошка, щенок – не щенок, каптенармус – не каптенармус! – восторгались, гладили меня, сюсюскали, сахарной свёклой угощали, простолюдинки, даже конфет и сахара тростникового у них нет, чёрту в жертву отнесли, козлу бородатому чёрному. – Погладь нас, потрогай, иначе один останешься среди мелочных высасывателей душ!» – упрашивают, мигом одежды скинули – мало одежд на честной девушке, трудолюбие ей
— Не трудолюбие, а – целомудрие и моральная устойчивость – лучшие наряды красавицы! Ой, извини, пушистик, лапочка… гм… ТУДА лапку непозволительно, возможно – дурно, хотя в Уставе Института об ЭТОМ не написано, это не нога – коленку поглаживай, у меня коленка – шоколад белый!
Продолжай, сказитель народный, умелец – о крестьянках, простолюдинках батрачках вещаешь, не люблю их, особенно с последнего часа, но правила приличия и устои нравственности обязывают – ДА! Да! Обожаю крестьянок, в ножки им брошусь, обучу грамоте, пусть превратятся в мраморные статуи Фемиды!
— Я почесывал, поглаживал нагих крестьянок – не волки они, не кусали меня! – пушистик, будто не слышал слов графини Алисы Антоновны, погрузился в Мир нравственных воспоминаний, когда деревья выше головы возносили кроны к Небесной Обезьяне Хануме! – Задумался во время поглаживания: матросом на кораблях ходил за Три моря, в корчме подносил фиолетовое крепкое гулякам и балеринам, шкуры сдирал с оборотней – сто профессий перепробовал, искал себя, даже пить начал горькую; не находил себя, а с крестьянками вознесся, возвеличился, почувствовал себя усами дикого кота!
Моё призвание – пока меня не переубедили, не посадили на трон – поглаживать красавиц с явными половыми признаками, а я – бесполый, Звезда на небосклоне!
— Вы – Принц с мохнатыми лапками бурлака? — графиня Алиса Антоновна задумалась, кусала веточку дубовую, чуть жёлудь не проглотила, будто сливу африканскую! – Где же ваш Конь Белый с чёрными антрацитовыми копытами по сто рублей за грамм?
Сомнения меня одолевают, не имею права кручиниться, потому что девушке скромной, целомудренной только спокойное дозволено, без золотых табакерок и нюхательного табака с мохнатыми зверушками.
Даже, если вы – Принц, и в кустах Белый Конь – как же вы на него заберетесь, карлик? – вы – не богатый Принц, оттого, что – постылый, изгнанник!
Я горда, признаюсь себе, что — чистосердечное сокровище, без намёков на хлебный мякиш в душе!
Полюблю Принца на Белом коне, юношу без моральных и физических недостатков, остроумного атлета, красавца, и, чтобы он поклонялся мне, как рыбке золотой!
Вам же роль Пушкина, пажескую роль отведу в своих покоях – умиляйте меня в часы грустных раздумий над судьбой героев из книжек: вы – половинка волосатой Луны!
— Баловство! Познание! Самолюбие! – зверушка поклонилось, прижало лапки к грудки – дивно, грациозно, – сю-сю-сю!
Затем – ураганом – сорвало с графини Алисы Антоновны платье, понюхало, страшно захохотало (с дуба упали три оглушенные сойки), с платьем девушки скрылось смоляной молнией среди густого – чёрт в нем ногу сломит – леса!
— Обман! Сам себя обманул! Меня чести душевной на время лишил, обольститель,
Оставил меня без наносной одежды – пришло платье и ушло без мучений, без слёз и узников совести!
Никто не назовёт меня обнаженной, потому что я облачена в пышные юбки целомудрия, благочестия и скромности – весталки Древнего Рима не поднимались до высот моих!
Но почему, под платьем нет кружевных трусиков беленьких, обязательных; девушка без трусиков уподобляется грубой белошвейке с очами-воротами!
Где изящные панталончики с рюшечками и ленточками – ласковые взгляды останавливаются на панталончиках!
Где корсет из китового уса и лиф, набитый пухом гагары – без корсета и без лифа я чувствую себя поэтессой на вечеринке ветеринаров!
АХ! Я запамятовала, что одежда моя – мои мысли, моя убежденность в силе нравственности, в Победе Добра над хамлом вонючим, ненавистным; зависимость от одежды!
Пошлые слова, гнусные, маковые зёрна между зубов мышки!
Итак, я облачаюсь в морально устойчивые одежды: трусики – ФУЙ! нельзя произносить интимное вслух, рыдания вызывают слова, румянец деревенский… трусики с рюшечками, с висюльками, с меховым потешным хвостиком, будто я – зайка! – графиня Алиса Антоновна провела руками по бедрам, словно трусики натягивала, даже на миг ощутила под пальчиками нежность атласа – так голодающий матрос Пармы почувствовал во рту вкус жареной свинины. — Панталончики – скромненькие, беленькие, с розовыми ленточками, с крючочками для колокольчиков, с подвязочками белыми, на иудейские веревочки похожи, но не веревочки, а ленточки деспотичные, гордые, как и я.
Корсет – очень дорогой, на выдумку денег не жалко, придумаю самый шикарный, у матушки Царицы подобного нет, с золотыми нитями, бриллиантовой каймой, серебряными застёжками, выкованными в мастерских слепых гномов.
Лиф – ОЙ! ротик, прости меня за ласковое слово, соболезнование тебе, ротик, приличная девушка не говорит о нижнем белье, только – думает, и в думах, обязательно проскакивают строки из назидательного чтения – так лисичка проскакивает между ног кобылы охотника. – Лиф набит пухом гориллы – модно, в ногу со временем, французские балерины и княгини мне в ножки упадут спелыми манго!
Не возгордилась ли я, не возношусь ли над людьми – плохо, неприлично, когда нескромность побеждает в драке скромность, душевные чувства – не танцовщицы на арене цирка в грязи!
Оделась, и не стыдно мне, в платье в горошек с белым воротничком – удивительная одежда институток, на князей действует сильнее перебродившего кваса.
Графиня Алисия прикрыла глаза, подняла руки-веерА (чтобы пальчики не коснулись голой кожи, тогда спадёт туман очарования, самообман огорчит едким перцем)!