Алиса Длинные Ноги
Шрифт:
Умоляет, а я — потому что добренькая — прозрачными пальчиками снег на призрак накладываю, с ужасом приговариваю, с могильным интересом, будто завод пускаю в эксплуатацию, наблюдаю, как снег превращается в белые мускулы дракона:
«Недозволенно, чтобы младая девица или любая девица с посторонними рыцарями вела непринужденную беседу, беседа с незнакомцем – грех, и за этот грех мне в аду лукавый воткнёт раскаленную кочергу в третий глаз.
Но вы не человек, вы даже не скот и не быдло рабоче-крестьянское, вы – ничто, пустота, нет вас,
Половину вас слепила Деду Морозу к празднику, меч свой поднимете колбасный и сразитесь с Санта Клаусом, чтобы он нашему Деду Морозу глазки голубые, лазурные не строил, лихоимец, величиной с печатный лист в типографии Ивана Федорова!» – Я слепила снеговика, наложила снег на призрак – страшно мне, пальчики во рту согреваю, глазки очаровательные закрываю, но стараюсь, потому что в усердии благовоспитанной девушки кроется добродетель, и ничто дурное не прилипнет ко мне, если я сама не пожелаю превратиться в гадюку!
Призрак ожил, снег под ним промялся, завыли сурки в ледяных избах, клацали под ногами челюсти вампиров – мы на заброшенном кладбище разговаривали, я любила в детстве кладбища, верила, что из могил поднимутся золотые феи с волшебными палочками и исполнят моё заветное желание — приделают мне лисий хвост.
Детские мечты – сахар с мёдом!
Рыцарь – милейший снеговик – силу обрел и на меня набросился, угрожает превратить меня в ночь бесплотную; зачем ему каверзы, свежемороженому?
Он мечтал отомстить волшебнику Дурдолио, присесть ледяной глыбой на возмущенное потрескавшееся лицо волшебника, а – песня на пути рыцаря, песню нельзя придавить айсбергом тела!
Навалился на меня ураганом, а я не верю в дурное, потому что – чистая, веселая – латинский знаю на отлично!
Вдруг – множество звуков, словно стая собак напала на виноферму с дойными козами и неприглядными баранами, желтоглазыми, с обвисшими курдюками – свист, улюлюканье, хохот, но в то же время – адский вой, в тоске выплескивается безысходность безобразных крокодилов на вертелах папуасов.
Снеговик трепещет, скалится, а его невидимая огненная дубина бьёт по ягодицам… ОХ! в вашем неприглядном Мире, крестьянка, я часто употребляю неприличные слова, будто меня разрезали на части опасной бритвой…
Семинаристы напали на снеговика, избили его, глумились над ледяным рыцарем, называли его Фантомасом – орден Конгресса США вставили ему в петлицу.
Снеговик исчез, без смысла жил, без смысла провалился в ад, скромный учитель пения в ледяном теле плачущего рыцаря. – Графиня Алисия подошла к крестьянскому ребенку, брезгливо – будто вступила по нужде в общество младогегельянцев – потрогала изящным пальчиком край кубической колыбельки с немецко-фашистскими знаками на бревнах. – Ты, батрачка, не рыцарь Ланселот, не снеговик призрак,
АХ! снова простонародное слово, эмоций на него нет, пусть оно останется ораторам без сердец…
Твоя вина – в грязи!
Взглянула на твоё дитя – плод Прелюбодействия!
Окинула мысленным взором пашню, и – будто на облаке розовом в Хрустальный Дворец имени Первого Хуйвейбина вознеслась!
Я поняла своё предназначение в Вашем прогорклом – сало на сковороде ему подобно — Мире!
Моя задача – нести Свет просвещения, розовую воду Науки в тёмные Дворцы и разваливающиеся лачуги с недоразвитыми гномами.
Чёрт испытывал меня, издевался с сарказмом матроса с «Титаника», забросил в дурной Мир с неграмотными развращенными крестьянками, некультурными гномами, бесстыжими русалками, – полушка вам цена в голубином парке имени Рокосовского!
Лукавый надеялся, что я сгину в пучине разврата, безобразного, покроюсь холодной коростой, а в каждом коридоре меня испытают резиновой плеткой некультурные любители абсента.
Выдюжу назло чёрту, преодолею; высокой нравственностью разобью тьму, грудью… проложу Вам дорогу к арифметике и чистописанию; обучу грамматике Магницкого – комар нос сломает на запятых и квадратных корнях.
По полям, по лесам открою избы-читальни с усатыми учителями – ликвидаторами безграмотности!
Ты, беспутная девица, узнаешь, что высшая цель девушки – служить нравственности, а пик восторга – не водка и не барахтанье в сене со злоумышленником, а ожидание в кресле начала симфонического концерта – соловьям в уши!
Мужчина – защитник, добытчик, остроумный атлет с чувством юмора, без моральных и нравственных проблем, великодушный, знаток искусств, отличный танцор, певец, архитектор человеческих душ, тело настоящего мужчины – библиотека.
Предназначение девушки – скромно потупив очи поднебесные – сидеть с книжкой на скамейке в саду – попа не прилипнет… ИЫЫЫХ! Опять — нехорошее из ротика моего кораллового, пуси-муси ротик… за пианинами, роялями, арфами!
Девушка – чистота, балет, поэзия, живопись, вокал, но никак не грязные ноги, недоразвитые с невидимыми копытами, потому что крестьянки блудом чёрту служат!
Посмотри на мои длинные ножки – алебастр, бархат!
Твои ноги – не видно их под сарафаном лжи и порока – мускулистые, рабочие, подобными ногами стучать в двери ада!
Наберись женственности, батрачка с шестеренками вместо нравственности!
Обучу тебя политесу, латинской грамоте, обязательному французскому языку – не на ужасного краснощекого мертвеца станешь похожа, а на изнеженную бледнолицую танцовщицу вдову.
Отхлынет кровь от ягодиц, зальёт полушария мозга, а не другие полушария, имя которым – Вздыбленность!
Сдашь экзамен по польской культурологии и музыковедению, я тебя приму наложницей — перелистывать нотные листы, когда я кометой Галлея блистаю за белым роялем «Шнайдерман»!