Алитет уходит в горы
Шрифт:
Лёк усмехнулся, отхлебнул чай и сказал:
— Я велел отдать заовражцам две моржовые туши, а то, чего доброго, с мотором они останутся без еды.
— О, ты хороший человек, Лёк!
— Конечно, хороший, — великодушно согласился он.
Глава третья
Наступила весна. Русаков вернулся домой по последнему снегу. За два с половиной месяца он объехал много стойбищ и установил хорошие отношения с оленеводами. Его всюду встречали радушно, как самого
По всем кочевым стойбищам шла хорошая молва о русском купце. Правда, некоторые считали Русакова простачком, потому что он не знал цены своим товарам. Он слишком много давал товаров за каждую шкурку; даже за шкуру оленя, которая совсем ничего не стоила, он платил пачку патронов и один кирпич чаю.
— О-хо! Так никто еще не торговал. Плохо только — спирту не возит.
Развозной торг Русаков организовал по своей инициативе и был очень доволен результатами поездки. Единственно, что вызывало у него сомнение в целесообразности торговли экспедиции, — это то, что девяносто шесть собак — упряжки восьми нарт — съели за это время более шестисот оленей.
«Ведь это же целое стадо! Это не по-хозяйски, — размышлял Русаков, возвращаясь домой. — Так можно перевести оленей. Надо переходить на олений транспорт, который обеспечивается подножным кормом».
Русаков был не просто торговцем. Он менял шкурки на товары и думал: как бы в горах организовать Советскую власть? В кочевых стойбищах он видел, что родовые советы разваливались и исчезали бесследно на другой же день после того, как уезжал их организатор — ревкомовский работник. Люди в горах жили по своим законам, вели натуральное хозяйство, думали только об оленях и всякие разговоры ревкомовцев о перестройке жизни на новых началах забывали немедленно.
Люди в горах — кочевники-оленеводы — были наиболее отсталой частью населения чукотской земли. Их кочевой образ жизни затруднял организацию Советской власти. Но, несмотря на это, слух о новой жизни, о новом законе проник и сюда.
«Через торговый аппарат надо проводить здесь советизацию, — думал Русаков. — Через кооперацию середняков-оленеводов».
Когда Русаков приехал домой, Анна Ивановна встретила его упреками.
— Ты с ума сошел! — выговаривала она ему. — Моржовый промысел начался, а ты увез охотников в горы.
— Моржи появились? — живо заинтересовался Русаков.
— Конечно. Лёк ходит да подтрунивает над артельщиками. «Вельбот спит, мотор спит», — так и говорит все время. Ты сам организовал артель и сам же ее разрушаешь.
— Пра-а-вильно. Но ведь и в го-о-орах нужна С-о-оветская власть. Сколько там ра-а-аботы!
— На берегу, среди оседлого населения, нет еще настоящей Советской власти, а ты — в горах! Вы здесь сначала покажите, что такое Советская власть! — горячилась Анна Ивановна.
— Воюют сра-а-азу на всех участках, а не на о-о-одном.
— Наступление! Вон Лёк набил моржей, а ты всю артель без мяса оставил. Их родственники ходят по берегу да тебя поругивают. Вот тебе и кооперация!
Русаков вскочил и побежал к мотористу Тэвлянкау, подготовленному еще Осиновым. В яранге Тэвлянкау не было. Все вернувшиеся с гор охотники, бросив собак, тут же сели в байдару и ушли в море, словно на берегу не было ни вельбота, ни мотора.
Русаков рассердился, что охотники ничего не сказали о своем выходе на охоту.
— Вот что делают! Все еще смотрят на мотор как на забаву, — сказал он, поглядывая в море.
По берегу, около самой воды, с морской капустой в руках навстречу Русакову шел Лёк.
— Здра-а-авствуй, Лёк, — сказал Русаков. — А ты почему не на о-о-охоте?
Старик лукаво усмехнулся и ответил:
— Наверное, ленивым стал Лёк.
— Не хитри, Лёк.
— Сегодня нет моржей, — покачивая головой, уже серьезно сказал он.
— А почему же а-а-артельщики ушли на охоту?
— Ха-ха! Упущенное наверстать. Артельщики поехали подбирать то, что бросил Лёк. Пять моржей вчера я бросил на льдах…
Вдруг послышался стук мотора. Из-за мыса показался вельбот. Он шел как белый лебедь в горном озере. Лёк умолк, направив на вельбот свой зоркий глаз.
Еще издали он разглядел, что в вельботе одни женщины.
Вельбот приближался быстро, хотя никто на нем не махал веслами. Равномерный звук мотора разносился по побережью.
— Это кто? — спросил Русаков.
— Пожалуй, на руле сидит Ваамчо, — удивленно сказал Лёк и быстро зашагал ближе к воде.
Мотор вдруг заглох, вельбот, развернувшись, замедлил ход и пошел на береговую отмель.
— Русаков! — крикнул с вельбота учитель Дворкин.
Русаков бросился встречать его. Дворкин прыгнул на гальку и, улыбаясь, поздоровался с ним, как с отцом. Он давно не видел русских людей.
К ним неторопливой походкой подошел Ваамчо и важно подал руку Русакову. Лёк, прищурив глаз, следил за Ваамчо.
«Хо! Трясти руку научился!» — подумал Лёк и подошел ближе к вельботу.
— Русаков, мы за бензином приехали, — весело сказал Дворкин. — Запас надо сделать перед началом промысла.
— Скоро моржи будут, — добавил Ваамчо.
Лёк посмотрел на вельбот, на женщин, сидевших в нем, и, кивнув головой, насмешливо спросил:
— Кататься вздумали?
— Нет, — серьезно ответила Уакат. — Ваамчо велел нам ехать, — может, моржи встретятся, охотиться придется.
— Ого! Что-то я не видел таких смелых баб. Вы всех моржей распугаете своими широкими рукавами. Вы, наверное, спутали моржей с парнями? — И Лёк сказал такую веселую непристойность, что все женщины рассмеялись.