Аллигент
Шрифт:
– Это тоннель для побега, - говорит она.
– Они выкопали его, когда впервые пришли сюда, так что здесь всегда будет путь к бегству во время чрезвычайной ситуации.
Из своей сумки она вынимает черную трубку и открывает ее. Оттуда брызжут искры света, озаряя красным цветом ее кожу. Она выливает содержимое над проемом, и оно падает на несколько футов, отсвечивая мне в глаза. Она садится на край ямы, ее рюкзак в безопасности, на спине, и она спускается.
Я знаю спуск довольно короткий но, он кажется гораздо длиннее из-за открытого
– Интересно, говорит Нита когда я приземляюсь. Я поднимаю фонарик, а она удерживала огонь перед собой, когда мы шли по туннелю, достаточно широкому для нас обоих чтобы идти рядом и достаточно высокий для меня чтобы идти прямо. Здесь довольно сильно пахнет гнилью из-за затхлого и заплесневелого воздуха.
– Я забыла, что ты боишься высоты.
– Ну, я много чего не боюсь, говорю я.
– Не обязательно сразу оборонятся!
– улыбается она.
– Вообще-то, я всегда хотела спросить тебя об этом.
Я перешагиваю через лужу, подошвы моих ботинок трутся о песчаную поверхность туннеля.
– Твой третий страх, говорит она.
– Выстрел в женщину. Кто она?
Становится все темнее и темнее, так что фонарик в моей руке - наш единственный навигатор по туннелю. Я отхожу, чтобы между нами было больше пространства - не хочу дотрагиваться до ее руки в темноте.
– Она не была кем-то конкретным, говорю я.
– Страх как раз заключался в выстреле.
– Ты боялся стрелять в людей?
– Нет, говорю я.
– Я боялся того факта, что у меня большая способность убивать.
Она молчит, как и я. Я впервые произнес эти слова вслух, и сейчас я слышу, как странно они звучат. Как много молодых людей боятся того, что внутри них сидит монстр? Люди должны бояться других, но не себя. Люди должны стремиться стать защитниками самим себе, а не вздрагивать только от одной мысли.
– Меня всегда интересовало, что бы было в моем пейзаже страха. Она говорит тихо, словно молит об этом.
– Иногда я склоняюсь к тому, что существует много чего, что можно бояться, а иногда к тому, что не осталось ничего, чего можно опасаться.
Я киваю, хотя она не может меня видеть, и мы продолжаем идти, луч фонарика подпрыгивает, наши ботинки соприкасаются, откуда-то с другого конца до нас доносится затхлый воздух.
После двадцати минут ходьбы, мы поворачиваем за угол и я вдыхаю свежий ветер, достаточно холодный, чтобы вызвать дрожь. Я выключаю фонарик, и лунный свет в конце туннеля ведет нас к выходу. Туннель выводит нас куда-то в пустырь, через который мы пришли к комплексу, среди разрушающихся зданий и заросших деревьями, прорывающихся через тротуар. В нескольких метрах припаркован старый грузовик, задняя часть которого закрыта искромсанным и изношенным брезентом. Нита пинает одну из шин, для проверки, затем забирается на водительское сиденье. Ключи уже свисают из зажигания.
– Чей грузовик?
– Спрашиваю я, когда сажусь на пассажирское
– Он принадлежит людям, которых мы собираемся встретить. Я попросила их припарковаться здесь, отвечает она.
– А кто они?
– Мои друзья.
Я не знаю, как она видит куда ехать в этом лабиринте улиц перед нами, но у нее получается, направляя грузовик, вокруг корней дерева и упавших уличных фонарей, мигая фарами несущимся животным, которых я вижу краем глаза.
Длинноногое существо с худощавым коричневым телом, пробивает себе путь через дорогу впереди нас, почти достающий в высоту до фары. Нита тормозит, чтобы не сбить его. Его уши дергаются, и он смотрит на нас своими темными, круглыми глаза с осторожным любопытством, как ребенок.
– Они красивые, не правда ли?
– Говорит она.
– Перед тем, как я попала сюда, я никогда не видела оленей.
Я киваю. Он красивый, но неуверенный, спотыкающийся.
Нита нажимает пальцами на клаксон, и олень отходит в сторону. Мы вновь ускоряемся, добираясь до широкой, открытой дороги висящей поперек железнодорожных путей, по которым однажды я спускался, чтобы добраться до корпуса. Я вижу его огни впереди, единственное светлое пятно в этой мрачной пустоши.
И мы едем на северо-восток, подальше отсюда.
Прошло довольно много времени, прежде чем я снова увидел электрическое освещение.
Оно тянется по узкой, неоднородной улице. Лампочки свисают со шнура натянутого вдоль старых фонарей.
– Мы остановимся здесь. Нита дергает руль, втаскивая грузовик в переулок между двух кирпичных зданий. Она вынимает ключи из зажигания и смотрит на меня.
– Проверь бардачок. Я попросила их дать нам оружие.
Я открываю отсек перед собой. На верху нескольких оберток лежат два ножа.
– Как ты относишься к ножу? – говорит она.
В Бесстрашии новичков учили, как бросать ножи, даже перед теми изменениями Макса в инициации, сделанные до того когда я к ним присоединился. Мне это никогда не нравилось, потому что, казалось способом стимуляции театральности Бесстрашных, нежели полезным навыком.
– Нормально, говорю я с ухмылкой.
– Я никогда не думал, что этот навык будет чего-то стоить, тем не менее.
– Полагаю, что Бесстрашные еще для чего то сгодятся после всего... Четыре, она говорит немного улыбаясь. Она берет нож, что побольше, я беру тот, что поменьше.
Я напряжен, пальцами вращаю ручку, идя по аллее. Надо мной в окнах мерцает различного рода свет - пламя от свечи и фонаря. На мгновение, когда я посмотрел вверх, я увидел завесу волос и темные глазницы, смотрящие на меня.
– Здесь живут люди?
– спрашиваю я.
– Это окраина периферии, говорит Нита.
– Где-то в двух часах езды от Милуоки, центральной области к северу отсюда. Да, люди живут здесь. В настоящее время люди не уходят слишком далеко от города, даже если они хотят жить за пределами влияния правительства, как люди здесь.