Алмарэн
Шрифт:
Человеческая речь давалась ей плохо, но она старалась.
Алмарэн обошла меня, чтобы теперь быть лицом к лицу.
Очевидно, выбора не было.
– Да, я останусь с тобой.
И только эти слова донестись до ее слуха, как она распахнула крылья, черные, блестящие, будто смазанные смолой и приготовилась лететь. Но на миг чуть повернула голову, одним глазом робко оглядывая меня.
– Алма, - выговорила она с трудом, - мне нравится.
И мои волосы разворошил поток свежего воздуха от взмаха ее крыльев.
2.
Свое обещание она выполняла сполна.
Каждый день у моего негаснущего костра лежала тушка дичи, утки, кролика, куропатки, и даже какие-то овощи.
– Ты берешь их у горожан? – я поднял морковку в руке, прямо перед ее черным носом, - нельзя!
Сначала она хотела разозлиться, и, возможно, откусить мне голову, но быстро взяла себя в руки, как полагает заботливой опекунше и коряво спросила:
– Почему?
– Потому что они выращивают ее непосильным трудом, чтобы накормить семью и заработать денег с продажи. Ты не должна воровать.
Глаза непонимающе сузились.
– Что такое во-ро-вать?
И тут я усомнился кто из нас ребенок. Пришлось среди холодной пещеры, трупов животных и мешка корнеплодов объяснять чудовищу смысл воровства.
– Это когда ты берешь без спроса вещи, принадлежащие другим. И, как правило, этим другим сие не очень нравится. Если можешь, лучше достань мне семян моркови, картошки, или еще чего. Я посажу на той поляне.
Наверняка, то, что я указываю, Алме не шибко нравилось, но по неизвестной мне причине, она терпела, и на следующий день, принесла мне семян, правда, опять в мешках. Да тут можно весь лес засадить!
Отсыпав себе, я подвинул мешок ей обратно.
– А это верни обратно. Это ведь ты не на рынке купила, да?
Но на этот раз чудовище зашипело на меня, и замахнулось лапой, с когтями-кинжалами. Прикрыв голову руками, я присел, как будто это меня спасет. Но боли не последовало.
Треснула ткань.
По пещере рассыпались семена, прямо к моим ногам, а мешки были разорваны пополам.
– Не могу теперь, мешков нет, - бросила она, и покинула меня, быстрым шагом стремясь наружу.
Да, у нее и чувство юмора есть.
Спустя некоторое время, я понял, что мои просьбы и мольбы отпустить меня на свободу – не работают. Она либо улетала, либо фыркала, отворачиваясь.
Тогда прошлось вернуться к первоначальному плану, и я продолжил доставать ее своими нуждами.
Однако в этом пункте она была покорна. Вскоре у меня была ткань для одежды, некоторые садовые инструменты, и даже книги, хотя она не и не понимала, зачем они.
– Чтобы читать, - пояснил я, - так люди становятся умными.
На этот раз мои слова не показались ей занятными. Она сузила свои сапфировые глаза и, кажется, опять серьезно разозлилась.
– Люди не могут умными. К тому же такие детеныши как ты, - чем больше мы проводили времени вместе, тем лучше она говорила, а я понимал
– Не всегда же мне быть детенышем, к тому же мне скучно в этой пещере, что еще делать? Ты не говоришь со мной, никуда не выпускаешь, за все пребывание тут, я только и сделал себе, что отходную яму.
Шуток, она, естественно, не понимала. И, похоже, даже обиделась.
А что еще было делать? Внятно на мои вопросы, зачем она притащила меня сюда, Алма не отвечала, опускать тоже не собиралась, и я делал все возможное.
Однажды, когда она очередной раз улетела (делалось это два раза – ранним утром, и поздним вечером) – я обошел эту поляну кругом, но ни одной зацепки, ни одного камня не торчало так, чтобы я мог выбраться наружу. Да и, честно сказать, сам бы я из этого леса не вышел.
Как-то ночью, когда мы уже легли спать, мне в голову пришла еще одна идея. Алмарэн периодически сбрасывала когти, как кошка, на месте которых вырастали новые. И один я нашел в пещере. Она спала рядом со мной, с каждым днем подбираясь все ближе, и полностью мне доверяла. Я примерно понимал, где у нее находится сердце. Где венка на шее. Где мягкое место на животе.
Я взял ее отвалившийся коготь. Он блестел как металл, и до сих пор оставался острым, как лезвие.
Вот, я почти вплотную к ней. Она спит, тихо дыша, ничего не подозревая. Уши не шевельнулись. Даже не вздрогнула.
Неважно как, но я смогу выбраться отсюда, если она не будет мешать. Так близко. И мне хватит сил.
Я замахнулся, поднял руку, и вот-вот готов был отпустить.
Сейчас ее кровь заполнит эту пещеру. Она погибнет и больше никогда не полетит над городом. Черные чешуи не осветит солнце. В листве не будет ее присутствия.
Давай, не тяни!
Коготь выпал из ослабших рук.
Я не смог.
Смотря на Алмарэн, не виделось ничего человеческого, ничего доброго и милого, к чему обычно стремиться человеческое сердце. Так почему так дрожат руки? Почему слезятся глаза, и тело, будто не мое?
Рыцари убивают чудовищ - как семечки щелкают. Я не смог навредить той, что похитила меня и держит в заточении.
Выкинув этот коготь подальше, я лег на теплую овчинную шкуру, которую она мне принесла.
– Ничего, - хныкая и закрывая глаза, произнес я, - когда чуть подрасту, вызову тебя на честный бой, и вернусь домой.
Я не мог знать, сколько прошло времени.
В месте, где мы жили, всегда было лето, и поэтому, спустя месяц, мне пришла идея считать дни, завязывая на одно из деревьев на поляне, кусочки ткани.
Алма внимательно наблюдала за мной, поджимая уши, или изгибая голову, лежа на теплом камне – грелась на солнце.
– Зачем? – ее голос постепенно покидал рык, и интонация все больше походила на человеческую.
– Дни считаю, - сегодня лента была уже тридцатой.
– Зачем?
Я обернулся к ней, как раз когда она снова склонил голову в вопросе.