Алмарэн
Шрифт:
Что-то в моей груди резко упало, и я ту же забыл про оленя, и присел рядом с волчицей. Из полуоткрытого рта еще шел пар, и капала слюна. Глаза померкли.
Моя ладонь прошлась по мягкой шерсти.
– Прости, - знаю, она меня уже не услышит, - я сегодня не только твою жизнь погубил, да, мама?
Она хотела есть. Выкормить щенков. А я убил ее только из-за своей прихоти. Хотел принести оленя Алме. Одолеть дикого зверя.
Вот он я, молодец!
Убил одну молодую олениху, и старую
Охотник, тоже мне. Как меня еще за такие заслуги орденом не наградили.
Алма учила меня думать, как хищник – главное выжить. И будь она здесь, королева великого круговорота жизни, оставила бы волчицу, и, схватив оленя, потащила в пещеру. Но как бы я не уважал ее мудрость, так поступить - я не смел. Она не может испытать всех эмоций хрупкого человеческого мозга, который она может сдавить двумя пальцами в лепешку. А я могу. Как бы долго я с ней не жил – я все еще человек, и буду им.
Поэтому я бросил к черту этого оленя, и, отряхнувшись от снега, пошел по следам волчицы.
*****
Теперь я был рад, что выпал снег. Сам бы я ни за то не выследил логово.
Волчица специально сильно петляла, чтобы ее детенышей не нашли, но при упорстве и желании, это можно сделать.
Я сделал.
Логово было спрятано в опавших деревьях, и чуть приподняв, осторожно, чтобы не задеть жителей, я услышал первые звуки.
Волчата запищали. Дело плохо. Значит маленькие.
Не застудить бы их еще.
Сразу раскрыв тулуп, я быстро разворошил логово, и как только увидел пушистые комочки шерсти, тут же схватил и засунул под бок. Они даже не успели понять, что произошло. Сначала одного, потом другого. Внимательно осмотрев их лежанку из листьев, я нашел еще одного. Но признаков жизни он не поддавал. Я тронул его, а потом перевернул. За его тельце уже принялись черви.
– Прости малыш, надеюсь, ты увидишься с мамой. Скажи, чтобы она не сильно на меня злилась, я позабочусь об этих двоих, обещаю.
И снова засыпал его листвой, сделав как бы небольшую горку. Воткнув сверху одно и своих копий, как дар и жертву, в понимание того, что за каждое твое действие имеет последствие, что живя в этом бесконечном круге жизни и смерти нужно думать не только о собственном удовольствии. Ответственность за твои поступки – только на твоей совести. Убивают просто так только убийцы. Или чудовища.
*****
Далековато ушел.
Когда я вернулся в знакомые места, с оставшимся оружием, тонной одежды и двумя щенками за пазухой, уже смеркалось. Я молился, что Алма не улетела раньше, она нужна мне. Я чертовски устал за весь день, и один я не смогу спустит вниз.
Вот и наша яма.
– Алма! - закричал я, и взмах рассекающих воздух крыльев тут же донесся до моего слуха. Через две секунды она уже была рядом со мной, обнюхивая меня.
– Где ты был? – словно заботливая старшая сестра, забеспокоилась она, - я весь день
– Прости, - я оперся на ее гладкий черный бок, - спусти меня вниз, а я тебе все расскажу. И даже покажу.
Она сползла по обрыву вниз, и в прямом смысле, двумя лапами взяла меня, как игрушку, и поставила на снег, ожидая ответов.
– Пойдем, им нужно тепло.
Ничего не понимая, она прошагала за мной в пещеру. У огня я распахнул тулуп и вытащил из-за пазухи на овечью шкуру двух щенков, которые только-только открыли глаза, и принялись шататься на неустойчивых лапках, нюхая новую поверхность. Один из них был полностью серый, а второй светленький, почти белый.
– Совсем маленькие, - расстроился я, думая, как их выкормить.
Однако Алма не разделяла моей грусти.
– Это же, - она прищурилась, - волчата! Зачем ты их притащил!?
Она начинала злиться, но на моей душе был такой осадок… зря она тогда повысила меня голос.
– Зачем? – бросил я в нее яростный взгляд, - потому что убил их мать.
– И что?
– И что!? Прости Алма, но я буду нести ответственность за свои поступки. Как человек.
Ее настроение сменилось, и взыграла надменная мудрость.
– Как человек, - протяжно скала она, - а что же ты раньше не приносил крольчат? Оленят? Давай устроим тут зверинец, раз ты такой мягкосердечный.
В такие моменты мы становились очень далекими друг от друга, как земля и звезды. Наше понимание, держащееся на компромиссах и разуме, в таких ситуациях рушилось, как тонкий лед.
– Раньше я убивал ради жизни. А их мать из-за собственного эго – хотел оленя побольше принести. Я его ранил, а волчица первая его нашла. Я хотел отпугнуть, а она бросилась на меня. Вот я и убил ее.
– А если бы она убила тебя?
Она так резко сменила тон, что я опешил.
Щенки устало улеглись в комок, и заснули, чуть подрагивая.
Алма отошла к дальней стене, напротив меня, и тоже свернулась клубочком, положив голову на хвост. Так она делала, когда ей было грустно. Ну вот, почему я чувствую себя виноватым, после того, как она сама меня поругала?
И глазки такие грустные сделала. Тьфу!
– Прости, - выдавил я из себя, поглаживая щенков, - надо было посоветоваться с тобой, прежде чем приносить их. Но я не мог их бросить. Они были такие слабые, могли умереть.
Она вздрогнула и закрыла глаза. Затем резко открыла и внимательно посмотрела на меня.
– Я знаю.
Тогда ты тоже не смогла меня бросить, верно?
И тут я вспомнил кое-что еще.
– Алма?
– М? – сквозь сон промычало чудовище.
– Им нужно будет коровье молоко. Принесешь завтра?
Что-то вредно буркнув, она отвернулась мордой к стенке и громко ударила.
– Как только они подрастут, отпустим щенков обратно в лес, ясно?
– Конечно!