Алмазная Грань
Шрифт:
Иногда я плакала, и сама этого не замечала, слезы просто текли по щекам, а потом иссякали. Холод не отпускал. Если бы сейчас пришла Вэл, пусть бы даже съездила мне по роже, обругала последними словами, было бы гораздо легче. Но ей, судя по всему, запретили меня навещать. А может, она с легким сердцем улетела веселиться на Ибицу, решив, что я с Лукасом разберусь сама. Или вовсе разочаровалась во мне после того поступка.
Мысли о подруге отошли на второй план. Я пыталась уйти от своей боли, стараясь понять, почему она так безжалостна к тем, у кого не хватает сил справиться с
Не потому, что боюсь осуществления его угроз. Не от неизвестности. И не оттого, что рассчитываю на его жалость и милосердие, когда он увидит меня в таком стрессовом состоянии. Как ни крути, мы проросли друг в друга за это короткое время. Я не любила его, сейчас даже не хотела, но нас соединила невидимая нить. Мне нужна была его реакция, все равно какая. Лишь она не позволяла мне утонуть в пучине боли и апатии.
Но наступила ночь, а он так и не появился. Еду приносили исправно, забирали то, к чему я не прикоснулась, чтобы заменить новым блюдом. При этом делали вид, будто меня нет.
А ночью я проснулась от нехватки воздуха. Открыла глаза и попыталась закричать, но мужская ладонь зажала мне рот. «Вот и все», — с ужасом подумала я, не узнав навалившегося на меня Михаила.
Затрещала ткань ночной сорочки. Я попыталась вывернуться, но уже знаковые пощечины лишили такой возможности. И, будь проклят весь ненормальный мир вокруг, его присутствие меня успокоило… несмотря на то, что произошло дальше.
Он не проронил ни слова. Задрал мою ночнушку, впился пальцами в бедра, потянул на себя и, войдя а мое сухое лоно без каких-либо предварительных ласк, изнасиловал. Грубо, не заботясь о том, что я именно чувствую, причиняя боль, на которую мне уже было наплевать. Я даже была за это благодарна, потому что она на миг перекрыла боль душевную.
У него долго не получалось кончить. Моя вагина уже горела огнем, будто насильник перед тем, как овладеть мною, обернул свой член наждачной бумагой. Бедра онемели от его давящей хватки. Я кусала губы, смотрела в потолок, прислушивалась к собственным ощущениям. От боли удалось абстрагироваться, но иногда она буквально вырывала меня со дна на поверхность, а я пряталась снова. Даже понимая, что мне нельзя закрываться в себе. Пусть будет ужасно, страшно и стыдно, пусть я умру, только не эта пугающая, отстроченная реакция!
Лукас выгнулся раненым зверем перед тем, как излиться в меня. Встал, пошатываясь, откашлялся, а перед тем, как уйти, сжал пальцами мои щеки, вглядываясь в запрокинутое лицо. В темноте я не могла видеть, что именно он чувствует, и мужчина, вытерев мокрый член прядью моих волос, быстро оделся и вышел прочь.
Утром мне казалось, что все произошедшее было кошмарным сном. Увы, жжение внизу живота и слипшиеся волосы красноречиво вещали об обратном. Но я на этом не зацикливалась. О том, что жлет впереди, думать не хотелось.
К завтраку я снова не притронулась, только выпила кофе, не почувствовав вкуса. И, видимо, об этом доложили, куда необходимо. Но сам Лукас не явился, прислал вместо себя смотрителя. Почему? Испытывал сожаление или вину за то, что сделал со мной ночью?
— Босс сказал поводить вас к доктору, — если кто-то сочувствовал мне, то это был только он. Спрятать жалость за маской деловитости у него плохо выходило, да и девчонки между собой говорили, что в душе он неплохой мужик. — Мария поставит вам капельницу, просто успокоительное и витамины.
«Мария с радостью нальет туда яду», — подумала я, и тут же поняла, сто не сану ей в этом препятствовать, даже если поймаю с поличным за подобным занятием.
Может быть, при других обстоятельствах и душевном состоянии я бы осветила ему что-то грубое, а то и вовсе послала, пользуясь привилегиями любовницы главного. Но сейчас все второстепенное слетело, осыпалось, словно пепел. Я только грустно улыбнулась и покачала головой:
— Лукас решил починить поломанную игрушку, верно?
Смотритель ничего не ответил. А я даже не подумала о том, что стоит переодеться перед визитом в медкорпус. Мне было все равно, в каком виде я туда приду и кто меня увидит. Абсолютно все равно.
Моросил мелкий дождик, больше похожий на водяную пыль. Так же уныло и безрадостно, как и мое состояние. Я обвела взглядом территорию. Никого. Вдалеке у ворот для въезда транспорта какое-то движение, а так все как будто вымерли. Даже охраны нет.
В медблоке было тепло, пало медикаментами и приторными духами Марии. Самой докторши нигде не было видно.
— Наверное, вышла. Оставайтесь здесь, сейчас я ее найду, — проинформировал смотритель, указав мне на кушетку.
Я покорно присела, оглядываясь по сторонам. Ничего не изменилось, все те же шкафы с медикаментами, аппаратура, идеальная чистота, ширмы. Странно, что меня ославили здесь одну. Вдруг я наглотаюсь колес в своем состоянии, или порежу руки скальпелем? Последняя мысль напомнила об Альфии, и я замотала головой, прогоняя совсем не нужные сейчас мысли.
Я должна собраться. И очень хорошо, что меня привели сюда, под капельницу, которая восстановит силы. Возможно, ещё не поздно. И как бы мерзко мне ни было, я смогу все исправить. Надо прийти в себя, включить мозг и понять, как именно. Позади путь, которой мало кто прошел бы и не поехал крышей. Сейчас необдуманная выходка отбросила меня на значительный отрезок назад, но лежать посреди руин и ручьев кипящей лавы — не лучший вариант. Надо встать с колен и собрать вою в кулак. На горизонте серые тучи, но я вижу за ними полосу света…
За стеной раздался стук, затем звук, похожий на всплеск. Когда-то в детстве мы с пацанами со двора так играли: забирались на крышу, наполняли воздушные шарики водой и кидали с высоты. Ни один прохожий особо не пострадал, нас никогда не ловили на месте преступления. Во сейчас это было очень похоже на разрыв пакета с жидкостью при падении.
Я встала и подошла к двери. Кажется, там была лаборатория Марии, или комната ее отдыха. Странно, почему смотритель не догадался поискать ее там?
— Проблемы, я сказала. Ничего, в следующий раз объем будет увеличен! — раздался за дверью раздражённый голос докторши.