Алмазный трон
Шрифт:
Тимофей наблюдал, как по спекшемуся песку, по обугленным телам, по редким огонькам и густому, стелющемуся над землей дыму скакали всадники и бежали пехотинцы. Ударные отряды, подготовленные Огадаем и Феодорлихом, спешили к чужой Тропе.
А с Тропы им навстречу выходил…
Одинокая фигура — невысокая, худощавая. Зеленый плащ. Круглая островерхая шляпа. Две сумы по бокам. Никакого оружия в руках. Зато из сумок торчат колдовские кристаллы.
Ханьский колдун выходил. Сам! Вслед за своими павшими ратниками!
Чародей
Этот маг толкал своих воинов в колдовское пламя. Но чего он добился? И чего добивается сейчас? Ханец уже положил напрасно столько народа. А теперь рискует магическими кристаллами и собственной жизнью.
Неужели безумец в зеленом плаще всерьез рассчитывает, что в чужом лагере, вдали от Стены он сможет победить со своими двумя кристаллами. Сколь бы ни был силен этот маг, но ведь два — меньше, чем три.
А у ног Угрима лежат три колдовских самоцвета.
— Глупо! — услышал Тимофей шепот Угрима. — Очень глупо.
Видимо, князя тоже озадачило столь явное безрассудство противника.
Угрим пробормотал заклинание и протянул к одинокой фигуре полосу бушующего пламени. Но ханец, выставив перед собой руки, остановил огонь. Бесерменский колдун, в отличие от своих воинов, умел противостоять испепеляющей магии.
— Что ж, ладно! — Угрим поднял ладони…
Сверху посыпалось густое снежное крошево. Тимофей чуть не околел под порывом студеного ветра, ударившим в незащищенное шлемом темя.
Воздух над головой Угрима затрещал, обратился в бешено вращающуюся шипастую ледяную звезду размером с тележное колесо. Звезда была похожа на навершие огромной заиндевелой палицы, утыканной гвоздями.
Резким движением ладоней князь-волхв швырнул вертящийся снаряд в противника. Ледяная юла устремилась к ханьцу, грозя изморозить и изорвать в клочья любое препятствие на своем пути. В особенности препятствие живое.
Но…
Бесермен отступил в навий мрак.
Шипастый снаряд разлетелся вдребезги, едва коснувшись колдовского пути.
Темная Тропа помогала своему создателю и оберегала его.
Ханец снова вышел из мрака, творя волшбу. На этот раз кристаллы с Кощеевыми Костьми были вынуты из сум.
Татарские стрелы и короткие болты латинянских арбалетов ушли в сторону от Тропы. А бросившиеся в атаку всадники…
Магические самоцветы в руках бесермена полыхнули неярким мутноватым светом. Перед латинянскими рыцарями и нукерами из ниоткуда, буквально из ничего возникло веретено пронзительно завывающего темного вихря.
Нет, не из ничего! Едва различимая нить тянулась через кристаллы и руки мага и связывала зарождающийся смерч с Темной Тропой. Смерч рос и силился, наматывая на себя песок и испуская такой свист и визг, от которого даже здесь, на холме, звенело в ушах. Смерч метался перед Тропой, повторяя каждое движение породивших его рук и колдовских кристаллов в этих руках.
Словно гиря на боевом цепе, темный вихрь мелькал перед лошадиными мордами и лицами людей, оглушая и
Угрим снова принялся выписывать ладонями сложные пассы. Волшба князя пригибала колдовской смерч к земле и норовила порвать протянувшуюся от него нить. Но всякий раз юркая темная воронка выскальзывала из невидимой хватки. Когда же Угрим пытался нанести удар по ханьцу или его Тропе, вихрь отклонял княжеские чары в сторону.
Тонкий пронзительный звук нарастал.
— Проклятье! — Тимофей едва разобрал раздраженный голос Угрима.
— Это серьезно, княже? — спросил он, наблюдая за вихрем.
— Такое колдовство неприятно, но оно не причинит много вреда. И прикрываться им ханец долго не сможет. Но чтобы справиться с этой волшбой, нужно время.
«Время, — усмехнулся про себя Тимофей. — Всего лишь?»
— А еще нужно подойти ближе, — закончил князь.
Ближе? Угрим что-то прорычал. Та часть холма, на которой они стояли, вдруг резко подалась вперед и вниз. Стремительный оползень соскользнул к подножию песочной горы — к самой ее границе. Под встречным воздушным потоком взметнулись и опали полы алого княжеского корзно. Тимофей, Угрим и Черные Кости, лежавшие у ног князя, действительно оказались теперь гораздо ближе…
Впереди истошно завывала вихревая воронка. От шума ощутимо закладывало уши. Особенно если нет шелома на голове. Тимофей поморщился, тряхнул головой. Он уже ничего не слышал, кроме свиста и визга. А в самом деле — так ведь и оглохнуть недолго.
Бесермен направил вихрь на латинянского рыцаря, подъехавшего к Тропе ближе других. Смерч ринулся на жертву, словно голодный пес. Захлестнул, захватил, втянул в себя всадника вместе с конем.
Сквозь свист и вой послышался частый стук мелких камешков, песочного шлака и крошева обгоревших перемолотых человеческих останков о железную броню. Тимофей едва различил краткий вскрик несчастного и конское ржание. Коня и человека подняло над землей. А еще мгновение спустя размазало, словно в мельничных жерновах.
Вихрь из темно-серого сделался темно-красным, в пыли замелькали рваные кольчужные звенья, обломки металлических пластин, ошметки плоти — лошадиной и человеческой вперемешку. Рука, нога, копыто, грива… Часть руки, часть ноги, кусок копыта, клок жесткого конского волоса. Смерч продолжал кромсать добычу, не выпуская ни кусочка железа, ни капли крови.
Тимофею подумалось, что никакая броня не способна защитить от такого.
А вихрь, пожрав одного человека, набросился на другого. На этот раз его жертвой стал татарский воин. Кочевника вырвало из седла. Перепуганный конек вовремя отскочил в сторону. Наездник же, на миг зависнув в воздухе, успел лишь судорожно, наугад рубануть саблей, но ничего, конечно же, этим не добился.