Алмазы Джека Потрошителя
Шрифт:
Молчание. Почему он медлит? Ждет раскаяния? Но я не ощущал потребности каяться.
– Ты обвиняешь меня. Но несколькими днями ранее ты был уверен в виновности другого человека. А может быть, все дело в тебе? – Мне удавалось сохранять спокойствие безо всяких усилий. – Подумай здраво. Кто умеет оставаться в тени, будучи на виду? Тот, кого все знают настолько хорошо, чтобы доверять. Инспектор. Свой человек.
– Замолчите.
– Достаточно
– Док, вы…
Я коснулся лезвия. Из моих инструментов.
– Достаточно ли оно остро, чтобы я не испытал боли? К другим жертвам ты был милосерден, Абберлин. За что ты убил первую? Связана ли эта смерть с твоими кошмарами? Странными представлениями о смерти? Кем ты себя возомнил? Избранным? Языческим жрецом?
Меня разрывали противоречивые чувства: жалость к Абберлину и голод.
– Или ты убил ее, чтобы спрятать тайну? Какую, Абберлин? Чего тебя лишили в Лакхнау? Тела? Разума? Души?
Он ударил, к счастью, не ножом. Но и кулаки у инспектора оказались железными. Я упал на колени и сжался, не столько боясь, что избиение продолжится, сколько желая представиться испуганным.
– Тяжело слушать правду? Ты изрезал девушке лицо. Все думают, что погибла девица Келли, но… ты знаешь правду. Да, Абберлин?
– Вставайте.
Поднимался я медленно, стараясь не делать резких движений и вообще двигаться так, будто бы испытываю страшную боль.
– Вы не умеете притворяться, док. Я не настолько сильно вас ударил.
– Растягиваешь удовольствие?
– Док, вы что, и вправду думаете, будто я поверю? Я точно знаю, что я делал. И чего не делал. Я не убивал ни Энни Чэпмен, ни остальных. И уж точно не трогал Келли. Ее вовсе не должно было быть там. Я дал ей достаточно, чтобы найти ночлег. Она пожадничала. Жадность наказуема, но это не моя вина.
Ах, до чего же трогательна эта сцена. И жаль, что не будет свидетелей нашему разговору.
– Значит, Кэтти жива? Это хорошо. Ты не представляешь, как я рад…
– Док, я же вас убью.
Он верит в то, что говорит. А я так нет. Абберлин слишком медлит, и промедление не на пользу инспектору.
– Убьешь. Ты ведь убийца. Ты видел саму Смерть и слезы ее хранил. А теперь отпустил на волю. Сам купил домик для Кэтти? И камни, надо думать, ей отдал. Хороший куш для маленькой шлюшки. Верно, она и не мечтала о подобном, когда связывалась с тобой. Ты не найдешь ее, Абберлин. Так к чему все? Садись. Выпьем. Я не собираюсь бежать. Устал, знаешь ли. И нож убери… к
Я говорил особым, мягким голосом, который использовал в беседах с пациентом.
Абберлин забыл, что он – мой пациент.
Я сам вырезал это знание из его памяти, как вырезал подробности наших встреч в таверне. Серебряные часы и цепочка. Смотрите в центр. Не отвлекайтесь. Вы видите серебряный круг, маятник, внимательно следите за ним.
Звуки блекнут. Запахи уходят.
Вас больше нет, инспектор. Даже если вы уверены в обратном.
Кабинет. Стол. Двое мужчин, сидящих друг напротив друга. Спермацетовые свечи в банках. Бутылка. Два стакана. Со стороны это выглядит дружеской встречей, пусть и неурочной.
Но ты знаешь правду, Абберлин.
– Ты заплатил бедной девушке… верю… ты выбрал ее. Почему? Средний рост. Телосложение. Длинные рыжие волосы… такие же рыжие, как у Кэтти. Бедняжка узнает о смерти подруги? Или вы сговорились? Не она ли подсказала тебе выход?
Ты хочешь ответить собеседнику, лучше всего – ударом. Но твои руки больше не подчиняются тебе. Поэтому ты молчишь. Его веселит подобное упрямство. И пока веселье длится – ты жив.
– Нет. Кэтти – наивная милашка, которой несказанно повезло. Между Сциллой и Харибдой… уцелев. Пока уцелев, мой дорогой друг. Я постараюсь отыскать ее. Пей.
Ты мечешься. Воешь. Подчиняешься. Пальцы касаются стакана. Поднимают – тяжести ты не ощущаешь, как и того, что вообще держишь этот стакан в руке. Подносишь к губам. Глотаешь.
Что в стакане? Яд? Виски? Вода?
Тебе ли не все равно, Абберлин. Ты проиграл.
– Так когда ты понял? Отвечай.
– Ты пришел ко мне. Ты лгал. Про Джона Смита. – Говорить получается короткими фразами.
– Тогда тебе пришла в голову идея проверить… спрятать Кэтти, чтобы только я знал, где ее искать. И в тот же вечер перепрятать, подсунув бедолажку Мэри. Ты сволочь, Абберлин.
– Да.
– Ты закрыл окошко? А почему вообще не остановил?
– Не успел.
– Жаль… нет, на самом деле мне жаль. Все ведь могло сложиться иначе. Я и вправду привязался к тебе. И помогал искренне. А то, что будет сейчас, – это вынужденное. Надеюсь, ты понимаешь?
– Да.
– В таком случае осталось последнее. Где Кэтти?
– Нет.