Алоха, мой друг
Шрифт:
– Оно не испачкалось, – убеждал я её, заведомо зная, что спорить бессмысленно. – Я ещё полежу.
– Когда?
– Например, завтра или вечером.
– Разве мы не договорились, что ты останешься? – спросила мама, грозно сверкнув карими глазами.
– Я расторгаю договор.
– Сдерживай обещания.
– Сдерживаю, о чём речь? Посижу маленько, а потом уйду так, что вы и не заметите, – цеплялся я за робкую надежду. – На цыпочках прокрадусь.
– Снова за старое?
– Снова за старое.
– Пожалуй, фоткать ты любишь больше, чем папу, – сказала она с нажимом и поджала губы,
Я крепче сжал камеру, чтобы её не отняли. Не вовремя было, не вовремя и ужасно глупо.
– Дело не в вас, а во мне.
– Понятно, возрастное… Надеюсь, оно пройдёт, и нам будет намного веселее вместе, чем сейчас.
– Перестань! Ты же знаешь, мне не нравятся эти посиделки. Ладно бы, праздновать день туризма. Не вижу смысла в том, чтобы готовить фирменное блюдо, украшать комнаты и одеваться как на маскарад только потому, что когда-то, много-много лет назад папе свезло с работой. Не обижайся, хорошо? – спросил я и положил свободную руку на сухое плечо.
Она подняла загорелое лицо с полными щеками, как у самца орангутана.
– Не умею. Тем более на тебя.
– Значит, разрешаешь уйти?
– Ну конечно, – тон смягчился и стал приторным.
– Взаправду?
Я был рассеянный, чересчур легкомысленный, чтобы ожидать подвоха, и допустил ошибку. Мама подловила, когда я не был готов к подставе и, лёгким движением забрав фотоаппарат, широко заулыбалась, оставив меня ни с чем. Почти что.
– Ты играешь не по правилам!
– А кто ж запретит? Я его спрячу.
– Я его найду.
– Не в этот раз. Уж я-то постараюсь.
Выразив протест против моего побега, она скрылась в гостиной.
Глава 2
Мама выглядела совсем не молодо. У неё был обвисший живот, межбровные и носогубные морщины, накидывающие пару лет к возрасту. Седина уже тронула русые волосы, но они всё также оставались блестящими, хоть и не густыми. Она собирала невысокий хвост, чтобы подчеркнуть упрямый подбородок и форму головы, а когда красила ресницы, то невольно строила смешные рожицы. Подзывая к себе, улыбалась нежно, сердечно. Мама озаряла светом всех без исключения, но до тех пор, пока к ней относились с уважением, по-дружески. Равнодушие и холодность её не притягивали. «Обращайся с людьми так, как хочешь, чтобы они обращались с тобой», – придерживалась мама слегка перефразированного правила.
В прошлом месяце ей стукнуло тридцать девять, и она серьёзно взялась за список. Отметила страны, в которые полетит: Австралия, Бразилия, Вьетнам, Греция, Джибути, Египет, Замбия, Исландия. Специально в алфавитном порядке, чтобы избежать путаницы. Она могла быть неутомимой путешественницей, которую бы изображали на постерах с гробницами, пантерами и тиграми, с мутировавшими кабанами и летучими мышами, пьющими кровь. А может, на фоне пирамид Майя, уносящей ноги от мексиканских контрабандистов. Может, даже на заснеженных вершинах, где запросто настигает горная болезнь, лёд не тает, а усы обрастают сосульками. В моих фантазиях она демонстрировала бесстрашие и боролась за правое дело.
Мама боялась высоты и опасностям предпочитала уют. Это я впадал в идеализацию.
В реальности она
Деятельность необычная, напоминающая журналистику, со своими подводными камнями.
Собирая по крохе в год, она потихоньку писала книги и публиковалась в издательстве. «Кому-то нравится, а другое неважно», – говорила без тени сомнения, гордящаяся детищем.
Для всех Холи Лэмб, а для меня просто мама.
Мама, как всегда, скрупулёзная.
– Расставь тарелки. Где одеяло? Ну, где же оно?!
Оранжевая, словно спелый апельсин, кухня была полна кисло-сладких ароматов. В духовке доходил кокосовый пирог; от тушёной свинины с болгарским перцем струился едва заметный парок; салат из лосося в деревянной чаше манил блеском кунжутного масла. Вокруг всего этого великолепия расползались жирные кляксы с налипшими пёрышками лука. Кое-где были рассыпаны приправы, а возле холодильника белела рисовая мука.
– У тебя.
Она тихонько рассмеялась своей невнимательности. Многообразие задач выводило её из равновесия. Куда деваться, за что хвататься?
– Чем тебе ещё помочь?
– Подотри пол. Я на нервах.
– Я знаю. Когда он придёт?
– Я отправила его за ромом. Сообщит, как выберет качественный. Так что неизвестно. – Мама бросила одеяло в стиральную машину.
– Мы будем пить ром? – спросил я удивлённо, слегка намочив тряпку.
– Ты нет. Приготовить коктейль?
– С мороженым, – пробормотал я недовольно.
Пока мы убирались, я размышлял, где могла лежать камера и, проверив полочки и шкафы на кухне, пришёл к неутешительному выводу, что она была спрятана в спальне родителей.
– Что собираешься делать на каникулах? – многозначительно подчеркнула фразу мама.
Вопрос поставил меня в тупик. Если бы у меня была сотня другая увлечений, то беспечно отдыхал и, наверное, оседлал пару тройку волн за компанию с друзьями. Но я не занимался сёрфингом, потому что не любил. Браться за нелюбимое было не в моём вкусе. Я не примыкал к консерваторам, считающим, что режим есть режим, и что его несоблюдение неминуемо кончается хаосом, а современные тенденции портят подростков и не распылялся на мелочи. Пока я не представлял, кем стану и что умею помимо съёмки. Художник я или бездельник? Я верил, что благодаря фотографии постоянно совершенствовался, не зря осваивая навык. Мама, правда, не одобряла зацикленность. Мне было всё тягостнее оставаться с нею наедине, так как она углублялась в щекотливую тему, требуя исчерпывающего ответа.
– Гулять, фотографировать.
– И всё?
– А что ещё?
– Допустим, участвовать в подвижных играх. Как насчёт спорта? Велосипедный тур или поход в джунгли? Культурные мероприятия тоже хороши. Посети музей или сад. Почему Хью никуда тебя не зовёт? Он активный мальчик.
– Чересчур. Он звал, но я не соглашался. Потому и перестал, чтобы не докучать.
– Конечно, с тобой тяжело справиться, – заметила мама, раскладывая салат.
– Ага. Но я действительно не хочу, что ты предлагаешь.