Алпамыш
Шрифт:
Как бы не погиб ты по своей вине!
Я сказала сыну: «Этот гусь — посол,
Смерть посла — источник смертных бед и зол!»
Все-таки мой сын тебя убить пошел.
Мой совет — скорей лети, покуда цел:
Сын мой, недруг твой, уже берет прицел!
Гусю так старуха скорбно говорит.
Сын ее в укрытьи за жертвой следит.
Лук
С тетивы стрела как молния летит, —
Будет через миг беспечный гусь убит!
Но и миг не минул — гусь уже и сам
Молнией взлетает с места к небесам,
А стрела, что в гуся пущена была,
Цели не найдя, в расселине легла.
Гусю так в беде старуха помогла!
Входит в дом — берется за свои дела.
Сын ее от горя снова занемог,
Думает: «За что меня обидел бог!»
Сам не свой, придя домой, свалился с ног,
От подобной неудачи, бедный, слег!..
А счастливый гусь меж тем летит вперед,
Он под облаками свой стремит полет, —
Здесь его стрелой никто не подшибет,
Если только хищник злой не заклюет.
То назад глядит он, то глядит вперед,
Смотрит влево, вправо — и летит вперед:
Струйками стекает с перьев гуся пот, —
Гусь летит в Конграт, исполненный забот.
Э, в страну Конграт не близок перелет!
Он перелетел уже немало гор, —
Край Конгратский видит зоркий птичий взор.
Закружился гусь — и смотрит вниз, внизу
Озера Бабир он видит бирюзу!
Наземь он спустился, меж верблюдов сел:
Гусь принес в Конграт батырскую арзу!
Сел гусь на том месте как раз, где Калдыргач-аим верблюдов пасла. Похаживала она туда-сюда, держа за руку своего любимца Ядгара, и сама про себя такие слова говорила:
— Гордостью страны он был в былые дни,
Радостью он был для всей своей родни, —
Без него теперь, ягненок-Ядгарджан,
Мы с тобой в такой большой степи — одни!
Ты отца лишен, я — брата лишена.
Имя твое чтить я до смерти должна, —
В память об отце зовешься ты «Ядгар».
Рухнул
Молнии какой сразил его удар?
Ты, росток его, цвети, мой джан-Ядгар!..
Обходя верблюдов, приблизилась Калдыргач к тому месту, где сидел гусь, испугала его, — встрепенулся гусь, в небо поднялся. Письмо, Алпамышем написанное, отцепилось от гусиного крыла — на землю упало. Калдыргач письмо подняла, читать стала, — видит — письмо это от брата ее Хакимбека-Алпамыша, которого все давно считали умершим. Было в том письме рукою Алпамыша написано так:
«Я, одинокий, в чужой, враждебной стране калмыцкой сижу в зиндане, всеми забытый, и нет никого, кто пришел бы меня освободить…»
Прочла Калдыргач письмо, рассказала все маленькому Ядгару, думать стала, как быть?
«Он там, — думает она, — в той стране калмыцкой, куда шесть месяцев пути, — в руках сильного врага находится. Не всякого к нему по такому делу пошлешь. Один только человек выручить его, пожалуй, сможет — Караджан-батыр…» — Так она решила и, оставив Ядгара при верблюдах, сама на Алатаг отправилась, Кара-джана повидать.
Увидел Караджан Калдыргач — и так сказал ей:
— До осенних дней будь розы цвет румян!
На рассудок мой да не падет туман!
О твоем приезде б не узнал Ултан!
Если только он проведает, — беда!
Он тебе такое сделает тогда,
Что страшнее будет Страшного суда!
Что тебя, бедняжку, занесло сюда?
Иль тебе неведом был его указ?
Он тебя казнит за это, Ултантаз!
У него повсюду ухо есть и глаз.
Бедненькая, как ты не остереглась!
Я сказал — и ты слезами облилась.
Что поделать, если небо против нас,
Если задавил нас гнетом Ултантаз,
Если ни сильней его, ни выше нет!
Что поделать, если Алпамыша нет,
Если из народа изгнан Караджан!
Я у вас — пришелец. Ултантаз — султан!
Черный над Конгратом распростерт туман!
Алпамыш, твой брат, не защитит тебя,
Караджан, твой друг, не оградит тебя,
Ултантаз, твой враг, не пощадит тебя.
Ты зачем ко мне пришла в недобрый час?
Он тебя казнит за это, Ултантаз!
Бедненькая, как ты не остереглась!
Калдыргач-аим, сердцем расстроившись, такие слова оказала в ответ Караджану: