Алракцитовое сердце. Том I

Годвер Екатерина

– Вот... А ты не верила! – пискнул тот из близнецов, который выглядел менее напуганным.

– Т-с-с, – тотчас зашипела на сына Солша.

– Привет, – глупо ухмыльнувшись, сказал великан. Мальчишка потупил взгляд.

– И вам доброго дня, путники, – пробасил Беон, обращаясь к «маленькому дядьке»: как ни удивительно, именно он в этой чудной паре выглядел главным.

– Кто ты? – неразборчиво спросил чужак в ответ, не обращая внимания ни на кривляния оставшегося на два шага позади великана, ни на других сельчан. – Как называется это место?

– Орыжью-селом,

что на речке Шептунье, называется, а я – Беон Сторгич. Староста, – сказал Беон с нажимом в голосе. Пронять старика было не так-то просто, однако он не привык, чтоб к нему обращались без должного почтения, и терпеть подобного обращения невесть от кого не собирался. А на кого-то заслуживающего уважения чужак не походил.

– Староста. Хорошо. – Чужак кивнул, будто сам себе. – Развалины в лесу. Когда и как это случилось?

– Помню, спрашивал и я деда, – протянул Беон. – Но так ни с чем и остался.

– Ни с чем остался? – переспросил чужак. Говорил он точно с набитым ртом и слушал, похоже, так же. – Как тебя понимать?

Беон недобро прищурился: чужак нравился ему все меньше, что было совсем не удивительно; но, что было уже страньше, – он явно не собирался этого скрывать.

– На дедовом веку руины под Сердце-горой выглядели точь-в-точь как нынче, – сердито сказал он. – Что там было, отчего сплыло? Дед не знал, я тем паче не знаю. Никто тебе не ответит, уважаемый; да с теми, кто с расспросами пристал, из лесу явившись и даже имен своих не назвав, добрым людям говорить и не о чем!

Чужак как будто не заметил упрека и недовольства в его словах и резко, хрустнув шеей, повернулся к толпе сельчан.

– Никто?

– Никто, господин... – Солша, первой встретившая его взгляд, попятилась. – Бабка моя, покойница, земля ей пухом, тоже про булыжники те ничего не сказывала… Да я не больно-то спрашивала; дела-то давние, какая уж разница, чего и почему…

– Давние: это я уже понял, – медленно проговорил чужак и вновь повернулся к Беону. – Староста. Который сейчас год?

– Двадцатый год Вимила Удачливого заканчивается. – Беон сощурил глаза сильнее прежнего. – Осень на дворе, зима у калитки, коли не видишь.

– А если считать от правления Радислава Огнебородого? Кто сейчас на Императорском престоле и давно ли? Ты умеешь складывать числа, старик?

При всех своих достоинствах считал Беон дурно, на огромных старинных счетах, перешедших к нему от предыдущего старосты, и от такого вопроса разом утратил остатки самообладания и доброжелательности.

– Послушай, уважаемый! – Беон повысил голос. Глаза под седыми бровями сомкнулись в щели, через которые он презрительно и гневно разглядывал чужака сверху вниз. – Никто здесь знать не знает никаких огнебородых и ператоров. А прежде чем с расспросами лезть, недурно было бы научиться выражать старикам почтение, как думаешь, уважаемый?

– Замок, староста. Меня интересует только замок, – медленно повторил чужак. – Что сталось с теми, кто в нем жил?

– Скудоумный ты, что ли, или сумасшедший? – осклабился Беон. – Не жило там людей! Дед мой рассуждал, что более всего развалины

эти на скотный двор похожи; по моему разумению, так оно и есть. Почему бы тебе, уважаемый, не пойти свиней порасспросить – как их пращурам там жилось?

Сквозь освобожденный людьми коридор Деян отчетливо видел чужака, его лицо, до последнего хранившее выражение чуть уставшее, чуть раздосадованное. И видел, как оно изменилось: не прошло, казалось бы, и мгновения – гримаса безудержной ярости скривила мягкие черты, глаза ввалились и почернели.

Беон, высокий и крепкий, возможно, смог бы дать какой-никакой отпор чужаку, если б тот не выбил из старика дыхание первым же неожиданным ударом. Беон согнулся пополам – и вторым ударом с левой руки в висок незнакомец оглушил его. Беон мешком осел на землю.

Мужики из толпы бросились на помощь; но тщетно. Печнику Вакиру повезло: великан просто поставил ему подножку, отчего тот пропахал три шага лицом по земле. Старого же кровельщика он обхватил ручищей за поясницу и швырнул в толпу. Люди попадали, как деревянные чурки.

– Не обижайте мастера. Джибанд не даст обидеть мастера. – Великан развел руки в стороны и широко расставил ноги.

За его спиной вдруг гулко грохнуло.

На крыльце Беонова дома двоюродная сестра и племянница Беона вдвоем держали опертое на перила старое ружье, один раз уже сыгравшее свою несчастливую роль; должно быть, после истории с сестрами Шинкви Беон достал его и хранил заряженным. Начищенный ствол чуть дымил. Выстрел попал в цель, но крови не было: только пыльное облачко клубилось у прорехи в куртке – а великан даже не оглянулся.

Бабы с испугу не удержали ружья, и оно, перевалившись через перила, упало на землю.

– Не обижайте мастера. Или Джибанд вас сломает, – пригрозил великан нелепым плаксивым тоном. За его спиной «мастер» избивал лежащего на земле Беона, безмолвно и страшно, нанося удары без расчета и смысла, будто не мстил человеку за оскорбление, а отводил душу на подвернувшемся под руку соломенном пугале.

– Не иначе доспех мудреный на нем... Солдаты все ж, не иначе... – Шепот прокатился по толпе, в которой никто больше не решался прийти Беону на помощь. Даже прибежавший на шум Киан-Лесоруб остановился в растеряности.

– И говор не нашенский. Неприятель… Солдаты…

«Нет! Не доспехи. Не солдаты... Хуже. Они... Он...»

Если б Деян и решился сейчас же предупредить людей, он все равно бы не смог выдавить из себя ни слова: горло будто одеревенело, не давая ни вздохнуть, ни выдохнуть. А если б даже и смог – все равно он не знал, что говорить, как объяснить. Как назвать тот кошмар, что открылся его внутреннему взору.

Рассказы мальчишек об отломанных пальцах, настойчивые расспросы про развалины у скалы, чудной говор и вид – все эти мелочи сложились в его голове воедино за мгновение до того, как чужак ударил Беона. Эту чудовищную гримасу гнева, сминающую лицо, будто пересохшую глину, Деян в прошлом представлял себе сотни раз, потому сразу узнал ее – и, как бы того ни желал, не мог ни на миг усомниться в своей догадке.