Алракцитовое сердце. Том II
Шрифт:
Деян поморщился. Бард – или не просто бард? Выржек определенно ему не нравился; но для Джибанда это вряд ли стало бы аргументом. Потому приходилось надеяться, что повзрослевший и набравшийся опыта великан сам сумеет не вляпаться в неприятности.
Капитан вдруг подался вперед:
– Вопрос за вопрос, а, Деян?
Деян кивнул, невольно чуть отодвинувшись в сторону. Что-то в голосе Альбута заставило его насторожиться.
– Марима болтает, ты вчера с ней назвался Хемризом.
– Марима… – как завороженный, повторил за Альбутом Деян. Мгновением позже он сообразил, что Марима, должно быть, настоящее имя «Цветы»;
Капитан ждал.
– Ну да, было такое, – растерянно сказал Деян. – А что?
– Почему?
– Первое, что в голову пришло.
Капитан ждал.
– Я встречал в прошлом человека с таким прозвищем, – добавил Деян. «А еще у меня его нога», – но этого Альбуту знать точно не следовало. Хотя вряд ли бы он поверил.
– Что же это был за человек? – с деланным безразличием спросил капитан.
– Дрянь был человек. – Деян прямо взглянул Альбуту в глаза, рассудив, что, чем бы ни был вызван капитанский интерес, врать мало смысла. – Дезертир и убийца. Встреча, на мое счастье, у нас получилась короткая. Но запоминающаяся. Он с приятелями пришел с оружием в руках в дом, где я жил. Грабить, насиловать и убивать.
– И?..
«Почему же тогда ты до сих пор жив?» – читалось в капитанских глазах.
– Думаю, в конце концов Хемриз убил бы и меня, и мою подругу, даже и того парня, что привел его к нам. Но вернулся Рибен и пальцами проткнул ему череп. – Эту подробность Деян посчитал не лишней – на случай, если капитан задумывает выкинуть какую-нибудь глупость.
Но тот долго молчал о чем-то одному ему известном, а затем откинулся назад, заметно расслабившись.
– Понятно. Видно, так Господь рассудил, – с неожиданной хрипотцой в голосе сказал он. Прокашлялся, отхлебнул вина. – Какая жизнь, такой и конец. Повезло тебе, что твой чародей не лыком шит. Хемриз был парень лихой: замучились бы старухи ваши мертвых хоронить.
– Повезло, – признал Деян. – Только с чего ты взял, что мы об одном человеке говорим? Мало ли, кого еще люди так же прозвали.
Даже в маленькой Орыжи одно время жило сразу трое «Косых», а уж в «большом мире» мире тезок наверняка сыскалось бы пруд пруди, тогда как встретить среди огромного множества людей кого-то, кто знал бы того, кого знал ты, было невероятно и потому почти невозможно – так казалось Деяну.
Но капитан покачал головой, отметая возражения:
– Погоняло иноземное, так просто не придумаешь. Знали Хемриза здесь многие, а слыхали о нем – еще больше, и до тебя не сыскалось еще дурака себе его имечко присваивать, – сказал капитан без усмешки. Какое-то странное, горькое умиротворение теперь чувствовалось в выражении его лица. – Впрочем…
В десятке фраз он описал въевшуюся в память Деяна внешность покойника с поразительной точностью, упустив разве что дыры во лбу – что было простительно: ведь у живого Хемриза их не было.
– Ты прав, точно он, – признал Деян, подумав, что «большой мир» на поверку оказался не таким уж и большим.
– Да уж, новость… – Капитан махнул рукой, подзывая Мариму-«Цвету», и задумчиво посмотрел на Деяна. – Раз он у вас резню учинил, тебе за помин души выпить предлагать не буду. Но скажи… По-людски тело похоронили или волкам бросили?
– За оградой закопали, но священник наш, добрый человек, отходную за всех прочитал. Хотя родне наших покойников это не больно-то понравилось, – сказал
«И мне тоже: пока Терош соблюдал обряд, вся Орыжь на меня таращилась и на труп этот одноногий со лбом пробитым…»
– Не пойми неправильно: я его не оправдываю. – Капитан щедро плеснул себе из принесенной Цветой бутылки и удержал девушку за локоть. – Давай со мной, Марима. Чтоб по обычаю, не одному. Тут весточка прилетела: Берама Горбатая нашла, – пояснил он в ответ на ее удивленный взгляд.
– А-а, – протянула она. – Ну давай. – Она кивнула капитану, но садиться не стала, а оглянулась на дверь, ведущую на кухню. – Погоди чуть: доделаю дело и вернусь.
– Я тебя понимаю, – сказал Деян, когда она ушла. «Кенек Пабал был моим другом», – крутилось в голове. – Сожалеть о смерти… по-настоящему Хемриза Берамом звали?
– Берамом Шантрумом.
– Сожалеть мне не с руки: я, уж прости, рад его смерти. Но выпить с вами по обычаю, раз так положено, – почему бы и нет? – закончил Деян, удивляясь сам себе. Почему-то он не чувствовал сейчас ненависти к мертвому убийце: злость отгорела, страх забылся. Осталось только щекочущее чувство какой-то неясной связи, родства, вчера толкнувшее его назваться тем же прозвищем, а сегодня его рукой подтолкнувшее к капитану Альбуту кружку.
Капитана он понимал хорошо, куда лучше, чем хотел.
«Если бы я тогда решился… если бы Голем тогда убил и Кена, что бы сейчас было?» – эта мысль по ночам часто возвращалась к нему и зудела, как клоповый укус, не давая заснуть. На душе было бы спокойнее, но…
«Ты так же ворочался бы по ночам, сожалея уже не о бездействии, но об убийстве», – подумал Деян.
– Твой Хемриз вернулся не один, капитан, – сказал он. – Его привел наш земляк, которого я прежде звал другом. На него ни у кого из нас рука не поднялась: посадили под замок, но оставили жить… Вот я все думаю – зря или нет?
Капитан пожевал губу.
– Я бы сказал, зря. Опрометчиво. Но раз он, – капитан указал взглядом на лестницу наверх, в комнаты, где спал одурманенный лекарствами Харраны чародей, – вам разрешил, то, наверное, ничего страшного.
«Надо же!» – Деян недоверчиво покачал головой. В словах капитана звучало совершенно искреннее почтение к Голему. Это было полезно для дела, но немного пугало.
Деян пододвинулся на скамье, освобождая место вовремя вернувшейся Мариме-«Цвете». Хотя бы к ней у него никаких вопросов не было. Как не было больше и влечения: после ночи осталась лишь легкая приязнь, как к неблизкой, но доброй знакомой; и она вела себя с ним так же – по-видимому, чувствуя то же самое.
Похожим образом она держалась и с капитаном, хотя их знакомство явно было намного более давним.
– Берам умер, значит… Ну, земля ему пухом. – Она отхлебнула крепкой и очень горькой выпивки, закашлялась. – Тяжелый он был человек. Раз, помню, чуть с пьяных глаз шею мне не свернул: то ли злость на весь свет разобрала, то ли померещилось ему чего. А другой раз головорезы заезжие меня на улице зажали – так он мимо шел, увидел и встрял, двоих уложил и третьего покалечил, меня, считай, спас. И даже погулять тут в благодарность на дармовщину отказался. Тяжелый был человек, лихой: пусть грехи ему простятся, добро зачтется. – Она хлебнула еще и посмотрела на Альбута. – Что ж за дрянное пойло, прости Господи! Берамово любимое, да? И как только вы его хлестали постоянно!