Алракцитовое сердце. Том II

Годвер Екатерина

– Ваш старик оскорбил мою жену и всех моих людей, с умыслом, и получил то, чего добивался. Смекаешь, в чем между вами разница? – Голем усмехнулся. – Деян, бывают случаи, когда я не могу сдержать себя, это верно, но если бы я кидался с кулаками на каждого, кто повышает на меня голос, Радислав дал бы мне отставку, а люди прозвали бы Безруким, потому что кулаки я стер бы по локоть. – Он помолчал немного. – А бросайся я на тех, кто пытается мне помочь, то не прожил бы на свете и полувека. К тому же ты везунчик… Днем я не мог и руки поднять; а до нынешнего часа у меня

было навалом времени остыть. Но если ты настаиваешь на том, чтобы получить по лицу, – так и быть: только давай подождем до завтра: темно нынче – боюсь промазать.

– Опять все к шутке сводишь, колдун, – со вздохом сказал Деян; но от сердца немного отлегло. – И что прикажешь с тобой делать?

Голем, скривившись и сцепив зубы, осторожно сел в кровати.

– Раз уж ты спросил – помоги встать, – чуть задыхаясь, сказал он. – Если так пролежу до утра, завтра совсем двинуться не смогу: руки-ноги слушаться не будут.

Деяну, которому в свое время приходилось лежать без движения по многу дней, это чувство было хорошо знакомо, так что он без лишних слов пригнулся и позволил обхватить себя за шею.

Чародей навалился на его плечо всем весом; первые пять шагов до стены дались с огромным трудом. Но обратный путь оказался уже полегче.

– Я слышал, как вы говорили с Харраной. Твои дела в самом деле настолько плохи? – спросил Деян. – Не сейчас…Вообще.

– Не думаю, чтобы у меня или у Харраны хватало знаний наверняка судить об этом, – отозвался Голем, когда они снова добрались до стены.

– Хоть на один вопрос ты можешь сегодня ответить прямо?

– Не на этот, Деян. Не на этот.

– Ладно. – Деян сглотнул отчего-то вдруг подкативший к горлу ком. – Знахарка, что лечила меня, тоже всегда говорила надеяться на лучшее, если худшее от нас не зависит…

– Она была мудрой женщиной.

– Разве может мудрый человек быть сумасшедшим?

– Будь здесь старина Фил, он сказал бы, что не просто может, но даже обязан: в противном случае жизнь мудреца будет слишком скучна.

– А сам он, надо полагать, частенько сетовал на скуку?

– В яблочко! И обзывал скудоумными неучами не знавших скуки юнцов вроде меня, – сказал Голем.

– Уж на что, а на скуку Сумасшедшая Вильма никогда не жаловалась: все время что-нибудь делала, с больными возилась или лекарства готовила, или по дому. Но на ребят, случалось, ругалась. – Деян улыбнулся, вспомнив старуху; как она – невероятно давно! – кряхтя и ворча, так же помогала ему ковылять на одном костыле от стены к стене, как украдкой, чтобы он не слышал, отчитывала мальчишек, забравшихся к ней во двор и удумавших обтрясти незрелую еще сливу. – Было за что. Было…

«Господь Всемогущий! – Он осекся вдруг и замер на месте; словно небо разверзлось над его головой, окатило ледяной водой и пронзило молнией от макушки до пят. – Господи. Как я мог…»

За развлечениями минувшей ночи и утренними тревогами, за суетой длинного и тяжелого дня он забыл; начисто забыл о доме, о мясистом пальце полковника Варка Ритшофа, неотвратимой угрозой нависшем над родным клочком карты.

О

том, что чародей освободил его ото всех обещаний и обязательств и что он волен был – или, вернее сказать, должен был, если ему дорог дом? – минувшим утром не метаться по незнакомому городу, пытаясь помочь чужому человеку, которому все равно невозможно помочь, а отправиться назад... И сейчас мог бы не ходить взад-вперед по комнате, а сидеть в повозке, которая с каждым часом приближала его к Орыжи.

Он не решил оставаться, нет, нет! Он позабыл – и целый день не вспоминал – о выборе, который должен был сделать; о том, что ему нужно скорее возвращаться, если он не хочет найти по приезду одни лишь мертвые тела и горелые бревна!

Осознание странной забывчивости этой было подобно удару. На миг потемнело в глазах, и сердце сжалось от жгучего стыда.

– Деян? Что такое? – Встревоженный чародей до боли сжал его плечо.

– Да ничего; просто о своих вспомнил. – Огромным усилием Деня овладел собой. – Ритшоф вчера показывал, бергичевские отряды близко грязь месят… Как думаешь, в порядке там все? Или…

Жуткие картины «или», словно настоящие, вставали перед глазами: черные остовы стен, наполовину выгоревшая, завалившаяся на бок мельница, и мертвые тела, привязанные к лопастям колеса. Только лиц было не различить – хотя бы за это Деян был безмерно благодарен своей фантазии.

– В смутное время всякое может случиться, – после долгого молчания с неохотой сказал Голем. – Но я надеюсь, все в порядке. Должно быть в порядке.

– Да. – Деян нашел в себе силы согласиться. Кроме очевидного желания успокоить его в голосе чародея чувствовалась какая-то странная убежденность, отчего немного больше верилось в то, во что так хотелось верить: все и впрямь в порядке. Пока еще в порядке.

«Я потеряю лишь один день, если уеду утром. Один день не имеет большого значения… Но тогда не так уж важны и три дня? Нет: многое может случиться за три дня, а задержка может выйти много, много больше. Если этот самый Венжар вообще меня не повесит, в чем никакой уверенности тоже нет… Мрак. Как же все запуталось!»

Деян со смущением и тревогой взглянул на чародея, уверенный, что тому известны все его нехитрые раздумья и сомнения, но Голем, все внимание направлявший на то, чтобы переставлять ноги, не замечал его терзаний. В молчании они прошли еще раз от стены до стены; после Деян подвел его к окну, закрытому тонким прозрачным стеклом.

– О-ох. – Голем с видимым облегчением навалился локтями на широкий подоконник. – Там правда снег валит, или это у меня в глазах рябит?

– Правда. – Деян поставил свечу на подоконник. Окно выходило на вход в харчевню; Лэшворт уже ушел, но тускло горел оставленный им фонарь, и мокрый мелкий снег проносился мимо – словно мгновения, часы и дни мимо человеческого взора: сверкающий круговорот настоящего исчезал во тьме прошлого быстро и неотвратимо.

– В самом деле снег. – Деян зябко поежился от пришедшего на ум сравнения. – Уже настоящие холода подошли, или опять колдовские происки?