Алракцитовое сердце. Том II
Шрифт:
– Вы все равно не примете отказа, – сказал Деян. – И вытянете из меня все силой, хочу я того или нет. Вас зовут Марагаром; но также и Мясником.
– Не приму, – ровным тоном согласился Марагар. – И все же, я прошу тебя ответить сейчас: так будет правильно.
Деян подумал, что уже второй раз напрасно судил о человеке с чужих слов: хавбаг был похож на одержимого местью мучителя не больше, чем Голем – на женоубийцу. Он был человеком рассудка и ожидал ответа со спокойным достоинством; но не приходилось сомневаться, что с тем же достоинством он выслушал бы отказ, кликнул на подмогу Хансека и взялся за инструменты. Какие
– Рибен не ваш Хранитель, – сказал Деян, – однако он уважал и любил твой народ; думаю, он хотел бы, чтобы я тебе ответил. Я не чародей, и даже солдат я не настоящий – крестьянский сын, из Медвежьего Спокоища; село мое Орыжью зовется… звалось, пока бароновы люди его не пожгли. Меня родители нарекли Деяном, а друзья – с тех пор, как покалечился – прозвали Цаплей. Но то было давно. А Голем появился в моем селе в последние дни лета…
– VI –
Хансек отвел его назад, когда уже стемнело.
Позже, когда Деян возвращался в памяти к проведенному за разговором с хавбагом времени, он не мог точно припомнить – что было на самом деле, а что только примерещилось ему; картины перед мысленным взором возникали запутанные и бесплотные, подернутые сине-черной дымкой.
В палатке чадил светильник; слова с паром вылетали изо рта и повисали в холодном и сыром воздухе, каплями оседали на потолке. Марагар оказался немногословным слушателем: он сидел недвижно, точно мертвый, и только амблигон у него на лбу багровел, налитый кровью, и чернели живые подвижные глаза; Деяну даже подумалось, что Джибанд, когда еще был самим собой, мог бы быть с ним схож. В отличие от Венжара ен’Гарбдада или Ранко Альбута хавбаг верил в то, что слышал; быть может, потому, что сам не имел привычки обманывать.
Более многого другого его удивил способ, каким в хижине Деян пытался наудачу вернуть Голема к жизни; тот же самый, которым когда-то с воспользовалась Сумасшедшая Вильма.
– Несложный ритуал, он мне знаком – сказал лекарь, – но что-то в твоей истории не так. Чтобы он сработал, нужно, чтоб была общая кровь: хотя бы толика.
– Голем говорил, что я, возможно, потомок его деда, который был известный любитель с девками гульнуть: вроде как лицом похож, – сказал Деян. – А старуха Вильма, я слышал, немолода была, еще когда моя мать в девках ходила… Потому как тоже колдунья: теперь-то я понимаю. Общая кровь нужна, вы говорите – или общая хинра?
– Важна хинра; но общая нить в ее потоке есть только у родственников, – сказал лекарь. – Так кто такая была эта Вильма?
– Может, и она двоюродная прабабка мне какая-нибудь… Кто ее знает, – солгал Деян. Кое-какие предположения у него были, но высказывать их казалось излишним. Как и упоминать то, чему и почему обернулась для жены Голема его попытка передать ей долю своей силы; это была чужая и скверная тайна.
Хансек
И когда дошел до конца, то уже знал, о чем попросит.
Вороны над сожженной деревней, Голем, нетвердой походкой бредущий от пепелища назад к лесу, с незавидным упрямством стремящийся добраться до Венжара ен’Гарбдада, уложенные во рву мертвецы – все это сложилось вдруг в единое целое.
– Если вы готовы меня отпустить… Если это возможно – отправьте меня домой, – сказал он. – Не к ен’Гарбдаду: в Спокоище. Сам я на одной ноге не доберусь, но хотел бы вернуться.
– Зачем? – Марагар внимательно посмотрел на него. – Я видел карту – в тех местах побывали наши отряды: гроссмейстер сказал тебе правду.
– Я и не сомневаюсь, – кивнул Деян. – Но хочу похоронить мертвых. Увидеть все сам. Потом… потом, если буду жив, – может, пойму, что делать потом.
– Это непросто устроить, – сказал Марагар. – А тебя уже ищут. Если Абсхар Дамар сумеет выжить – он тоже будет тебя искать. Ты и от него хочешь скрыться?
– Чтобы идти дальше – нужно идти хоть куда-нибудь, – твердо сказал Деян. – Вы меня понимаете, Ивэр-абан. Я вижу: понимаете.
Марагар долго смотрел куда-то мимо него. Затем кивнул.
– Завтра мы собирались отправить тела нескольких офицеров в город; я усыплю тебя так, что никто не усомнится в твоей смерти, и ты покинешь лагерь вместе с ними, – сказал он. – Дам охранительные бумаги, лекарств и проводника. Но больше я ничего сделать для тебя не смогу – если только ты не решишь остаться. Что с твоей раной, должен заметить, было бы разумно.
– Мне не привыкать. – Деян усмехнулся. – Но вот что: в палатке рядом со мной лежал один малый без обеих рук. Он морит себя голодом, потому как не хочет жить нахлебником, – как и я когда-то… Я тогда струсил; я всегда трусил. Но Этьен, кажется, мужественный человек: он честнее и храбрее меня. Лучше помоги ему, если у тебя много времени для добрых дел.
– Посмотрю, что можно сделать, – легко согласился Марагар.
Деян выдавил из себя пару слов благодарности, и больше говорить стало не о чем.
Хансек провел его назад в госпитальную палатку, где он забылся долгим беспокойным сном. Утром, когда принесли еду и воду, он заметил, что напиться ему дали из отдельного меха; «вода» сильно горчила, но он выпил сколько смог. Почти сразу после ухода солдат одолела ломота в костях и слабость; вскоре начались судороги. Он еще слышал, как Этьен, сыпля проклятиями, зовет на помощь, и без сожаления подумал про себя, что если лекарь не собирается выполнять обещание, все закончится сразу.
Затем он провалился в темный колодец и падал в него бесконечно долго, пока темноту не проредило пятно света, а выкрученные и растянутые мышцы не дали о себе знать нестерпимой болью.
Тогда он понял, что лежит на спине, глядя в небо; попытался шевельнуться, невольно застонал. Яркое пятно тотчас придвинулось: фигура с факелом в руках наклонилась к нему.
– Ты как, живой, Деян? – спросила фигура хорошо знакомым голосом. – Хвала Господу, живой…
– VII –