Алракцитовое сердце
Шрифт:
– Да не колдун я!
– раздосадованно сказал Деян, чуть отодвигаясь.
– Да уж... всякие, - добавил он уже тише.
Заиграла лютня. Давешний Джибандов собеседник под одобрительные хлопки взобрался на возвышение, служившее сценой.
Он затянул чуть гнусавым голосом песнь; говорилось в ней о неприступной Башне и заточенной в ней Принцессе, о Черном Чародее и храбром Рыцаре, о доблести и предательстве... Настолько неуместной эта древняя баллада казалась здесь, на постоялом дворе в обреченном городе, среди ожесточенных и обездоленных войной
Деян тихо встал из-за стола, пробрался к выходу и выскользнул на улицу.
Похолодало; шел мелкий снег с дождем, дул хлесткий холодный ветер. Он будто выстудил и унес с улицы все звуки; только из неплотно прикрытого окна харчевни можно было слышать обрывки следующей песни.
Из дверей вышел трактирщик с масляным фонарем в руке и встал рядом. Потоптался, промычал что-то неразборчивое, но заговорить первым так и не решился.
– Можете не беспокоиться, господин Лэшворт, - сказал Деян. Ему вдруг жалко стало этого ссутулившегося человека, зябнувшего на холодном ветру, напуганного, униженного в собственном доме.
– Завтра мы уедем и больше не вернемся. Князь Ригич вас не тронет. Ни вас, ни ваших людей... ни Мариму.
Трактирщик медленно кивнул; на его некрасивом лице Деяну почудилась благодарность.
– Но здесь делается опасно. Прошу, подумайте об отъезде, - рискнул продолжить Деян.
– Не могу.
– Лэшворт покачал головой.
– Я должен...
Он сошел с крыльца на мощеную дорожку, ведущую ко входу, и повесил фонарь на столб взамен потухшего. Но не ушел, а так и остался стоять, глядя на пустую дорогу перед собой.
В массивной фигуре этого несимпатичного и мелочного человека чудилось сейчас в это мгновение что-то величественное.
Деян на прощание кивнул трактирщику и вернулся в харчевню. Постоял немного у дверей, слушая гнусавое пение музыканта, и отправился наверх в отведенную трактирщиком комнату; но у самой лестницы дорогу вдруг заступил Джибанд.
– У тебя все в порядке?
– почти не шевеля губами, окликнул его великан.
– Ну да, порядок...
– растеряно ответил Деян.
– Насколько нынче вообще есть порядок.
Джибанд качнул огромной головой; в неживых глазах вспыхнула искра алракцитовой рыжины:
– Нынче все неправильно. Это плохо.
– Да уж не хорошо, - согласился Деян.
– Такое будущее не должно было сбыться, но сбылось, - сказал великан.
– И я не должен был сбыться - но я здесь. И ты здесь... И это все сделал мастер.
– Да, - снова осторожно согласился Деян.
– Натворил твой мастер дел.
– Он дал мне мою жизнь и не забрал ее назад, когда подошел срок, но вместо того доверил свою. А мне нечего дать ему взамен.
– Ты и не должен, - сказал Деян.
– Ведь вы с ним суть одно...
– Вот именно, - сказал Джибанд, и алракцитовые искры в его глазах будто разгорелись
– Мы - Голем. Деян, а тебе снятся сны?
– Иногда.
– На что они похожи?
– Ну...
– Деян задумался; объяснить, на что похожи сны тому, кто их не видит, было непросто.
– На обычную жизнь похожи: только путаную, немного нелепую, немного... ненастоящую.
– Как здесь; как у нас с тобой, - Джибанд улыбнулся изуродованным лицом и посторонился.
– Спокойной ночи, Деян. Хороших тебе снов.
Позже Деян не раз и не два вспоминал этот разговор, силясь разгадать, что за ним крылось, и жалел, что поспешил уйти; но тогда он лишь в ответ пожелал великану хорошего вечера в ответ и поднялся наверх.
Музыкант на помосте все пел и пел - о любви и о предательстве, об отчаянии и надежде, - пел и безбожно фальшивил; казалось порой, что делает он это специально - чтобы слушателям легче было петь вместе с ним.
Беспрепятственно пройдя через темную комнату, Деян было понадеялся, что чародей, одурманенный лекарствами, спит. Но стоило только усесться на мягкий тюфяк, как темнота негромко окликнула его:
– Деян.
– Что?
Но темнота молчала.
Так и не дождавшись ответа, Деян, переборов неохоту, встал, запалил свечу и прошел к кровати чародея. Прислуга когда-то успела проветрить комнату и отскрести пол: больше не было духоты и смрада, и можно было ходить, не боясь вступить Владыка знает во что. Синюшная бледность с лица Голема почти сошла: он больше не выглядел смертельно больным; скорее, смертельно уставшим.
– Рад, что тебе лучше, - сказал Деян.
– Если бы я здесь умер, это было бы немного некстати.
– Голем слабо усмехнулся.
– Так что ты хотел? Я слушаю.
– Лучше расскажи, где ты нашел эту женщину?
– Харрану? Капитан к ней отвел. Они вроде как давно знакомы.
– Деян посчитал, что подробности Голему знать будет излишне; во всяком случае, сейчас.
– Так я и думал.
– Голем действительно удовлетворился кратким ответом.
– Ну что, осмотрелся здесь худо-бедно за два дня? Как тебе город?
Деян вздохнул украдкой. К счастью или нет, но чародей явно не был настроен ругаться; просто хотел поговорить. Услышать что-нибудь хорошее, наверное.
– Нынче не лучшее время, чтоб осматриваться.
– Поколебавшись на мгновение, Деян пододвинул себе табурет и сел.
– Город, ну... Странный он. Не так я себе это представлял.
– Как - не так?
– Ну... Больше, выше. Совсем не похожим на Орыжь. С большими каменными домами, внушительней, красивее... Чище.
– Прямо признаваться чародею, что Нелов кажется ему отвратительной смрадной дырой - "и стоило ради такого стремиться в большой мир?" - не хотелось, но Голем понял и сам: