Альтеpнатива (Весна 1941)
Шрифт:
сторона познания д р у г и х таит в себе зародыш чувства собственной
исключительности, которое на первых порах всегда рычаг противостояния
другой расе, однако меня интересует более локальный вопрос: чем и
как, с вашей точки зрения, объясним внутрирасовый национализм?
– В прошлом, - ответил я, - любой мекленбуржец был братом
другого мекленбуржца и всегда становился на его защиту потому, что
оба противостояли саксонцу или баварцу.
находится в окружении других национальных групп, тогда этнический
момент оказывается сильнее момента социального. Национальное сознание
народов Югославии (многого здесь можно было избежать) диктовалось
тем, что в метриках учитывалось, кто ты: черногорец, хорват,
мусульманин или словенец. Постоянное подчеркивание национальной
принадлежности неминуемо отпечатается в сознании поколений. И порой
получается так, что национальный антагонизм оказывается следствием
национальной самозащиты: способ сохранения национального духа рождает
внутрирасовые конфликты.
Чжан Бо-ли попросил проиллюстрировать это утверждение фактами из
истории. Я привел пример не европейский, но азиатский, желая
заставить собеседника активнее включиться в разговор, с тем чтобы
точнее понять его "открытые", "болевые" места. Я привел в качестве
примера традиционную подозрительность вьетнамцев к Китаю, поскольку в
течение почти тысячи лет "северная угроза" - единственная и наиболее
жестокая для Ханоя.
Реакция собеседника была мгновенной и плохо скрываемой. Желая
перевести разговор в другую сферу, Чжан Бо-ли спросил:
– А кто, по-вашему, рождает эмбрион "национального духа"?
Интеллигент или производитель материальных ценностей? Масса, говоря
иначе, или дух?
– Мы вернулись к началу разговора, - заметил я.
– Азия не боится возврата к началу, - ответил Чжан Бо-ли, - ибо
именно начало - в той или иной форме - определяет последующее
развитие.
Я ответил, что, с моей точки зрения, "эмбрион" национального
духа - масса, поскольку для толпы понятие "китаец" или "вьетнамец",
"славянин" или "француз" нерасчленяемо на индивидуальность. Для них
это "чужаки". Но очень скоро эта тенденция становится орудием
политической элиты, рычагом противостояния другой национальной
общности или же лозунгом для завоевания ее и уничтожения, как это
было, например, с Маньчжурией, Монголией и Вьетнамом, когда Китай вел
против них захватнические войны.
– Я приветствую утверждение европейца Гитлера, - сказал
собеседник, - который считает, что лошадь когда-то была крайне
необходима человеку, но было это до тех пор, пока моторы не стали
пересчитывать на мощности "лошадиных сил". Теперь лошадь должна
исчезнуть, поскольку она выполнила свою историческую миссию. То же и
с нациями. Исчезнут все те национальные группы, которые выполнили
свою историческую роль по освоению тех или иных пространств.
Останутся избранные.
Я задал вопрос:
– Как вы относитесь к утверждению арийского - по отношению ко
всей Азии - первородства японской расы?
– Тезис о том, что именно японцы - азиатские арийцы, не что
иное, как политическая акция. Ведь и Муссолини сказал об итальянских
евреях, что они итальянцы, не аргументируя этого утверждения. На
самом же деле истинные арийцы Азии - китайцы, а никак не японцы.
– Не уподобляетесь ли вы Муссолини? Где аргументация?
– Она очевидна. Все арийцы вышли из Китая. Не просто из Тибета,
страны "Шимбалы" и "Агартхи", но вообще из Китая. Климатические
условия севера, куда были вынуждены эмигрировать наши арийские
предки, наложили отпечаток на физиологию, и кожа европейских арийцев
стала белой. Во время недавних раскопок в Китае обнаружены древние
женские храмы. Ступени храмов плоские, и, что крайне важно, они
стерты так же, как ступени в женских монастырях Баварии.
Следовательно, ступни у китаянок и немок идентичны. В память об
ушедших на север сестрах китаянки до сих пор красят лицо белилами, и
не желтый цвет любимый у нас, а белый. Можно - с большими, правда,
оговорками - допустить и вторую версию: во время великого китайского
исхода Тибет покинула белая элита, и наши женщины хранят память о ней
и поэтому белят лицо. Подражание эталону типично для истории Китая.
Вы знаете, что во время маньчжурской династии китайцы носили косы.
Почему? Да потому, что у маньчжур тотемным животным была лошадь и все
мечтали быть похожими на коней: иметь продолговатые лица и волосы,
собранные в косу, как у породистого скакуна. Не будучи маньчжурами,
мы подражали им, поскольку те в определенный период были политическим
эталоном для Китая.
– Может быть, китайский исход ограничился границами Монголии,
соседствовавшей с Россией?– спросил я.
– Россию следует рассматривать - во всяком случае, до Урала