Альтер Эго
Шрифт:
— Ты сказал, что твоя мать была из айяарров, но ты человек, почему? — спросила она, когда они выехали на горную дорогу.
— Мой отец был человеком, — Рикард с утра был мрачен и не разговорчив.
— И твоя мать что же, оставила ради него свой прайд, отказалась от вечной жизни?
— Они... любили друг друга... и да, именно так она и сделала. Но из этого в итоге ничего хорошего не вышло.
— Почему же? А ты?
— Я? — он впервые за утро улыбнулся и посмотрел на Кэтриону. — По-твоему, я хорошо получился?
— Ну...
— Я не совсем айяарр, и не совсем человек, я не живу в прайде, и у меня нет связи с ним, но и среди людей мне как-то... не очень уютно...
— Почему?
— Проклятая айяаррская чувствительность досталась мне от матери, — усмехнулся он. — Запахи, звуки... и остальное...
— Чувствительность? Я бы не сказала, что ты такой уж чувствительный.
— Ты же ничего обо мне не знаешь.
— Ну, так ты же ничего и не рассказываешь. А я хотела бы узнать тебя поближе, - произнесла Кэтриона без обычной насмешки.
— Зачем?
— Мы же говорил о доверии — ну так доверие не дождь, из тучи на голову не выльется!
Он чуть притормозил лошадь, поравнявшись с Кэтрионой, и произнес, задумчиво глядя на высокий склон, покрытый тёмным мехом елового леса:
— Моя мать была младшей дочерью верховного джарта из прайда Лучница. Прайд был против их брака — когда кто-то уходит из прайда это ослабляет его. У айяарров всё с этим сложно... Их браки — мудреная вещь, должно быть притяжение и что-то ещё, всё должно идти во благо прайда, умножать его силу, стихии должны совпадать… а что толку от человека? Но мой отец был упорным. И она все-таки отказалась от прайда. Ушла с ним. Но потом, спустя какое-то время ... её связь с Источником начала слабеть, пока не разорвалась совсем, и с этим у айяарров тоже всё сложно... А айяарр без связи с Источником долго жить не может.
Он замолчал, и между бровей у него снова залегла задумчивая складка.
— И?
— И... всё закончилось плохо. Я слышал, о чем они говорили. Ей нужна была сила, но брать её у других она не хотела. Она начала болеть и угасать... и это было очень... мучительно, — он говорил негромко, не глядя на Кэтриону, будто и не с ней, а сам с собой, — при этом она могла те остатки силы, что были в ней, отдавать другим, и угасала ещё быстрее... Отец искал способ... лекарство...
Он снова замолчал.
— И... нашел?
— Нашел... Но в итоге, как я и сказал, всё закончилось плохо. Видишь, к чему приводит любовь?
Он посмотрел на неё с горькой усмешкой, и она отвела глаза.
Орден учит тому же...
— И ты выбрал такой вот путь? Одиночество и меч?
— Я? — он усмехнулся горько. — Можно подумать, ты выбрала другой!
— У меня не было выбора.
— Выбор есть всегда. Но мы всегда выбираем самый легкий путь, а он всегда самый неправильный.
— Хочешь сказать, что ты пошел по сложному пути?
— Скажем так, меня направили обстоятельства.
Пойти другим путем? Каким?
Она редко думала о будущем. Да и какое у неё будущее? Где-то в глубине души она знала, что будущего у неё нет. Рыцарей доживающих до тридцати можно по пальцам пересчитать. И она не Ребекка, чтобы извиваться ужом, уходя от опасности. Однажды её убьют. Когда она зазевается, будет слаба или просчитается. Когда их будет больше или она будет ранена. Или сил будет слишком мало, чтобы вернуться из Дэйи...
У неё много врагов.
Те, кто ненавидят Орден. Или те, чьи тайны она открывает. Псы. Пауки. Твари Дэйи... та, с белоснежной шерстью и прекрасными глазами. Или другая, с глазами полными огня. Их там очень много...
А она лишь маленькая черная птичка с алым пятном на груди, которая летит по полям чужих воспоминаний... Глядя в чужие тайны и открывая чужие секреты, которых, будь у неё выбор, она предпочла бы не знать.
У неё нет ничего, за что цеплялось бы желание изменить свою жизнь. Нет дома, родных, друзей, привязанностей, даже воспоминаний и то нет. Орден забрал всё. Дав взамен только бесстрашие и... пустоту.
Она не боится умереть. Орден научил её не бояться этого.
— Так что ты молчишь? — переспросил Рикард.
— Я? — она пожала плечами, вложив в этот жест всё безразличие и неопределенность, которые удалось изобразить. — Возможно, так я и сделаю. Однажды.
— И что ты сделаешь?
— Уеду... куда-нибудь.
— Куда?
— Туда, где тепло... и море. Пока я об этом не думала. А что будешь делать ты, когда надоест продавать свой меч?
Он улыбнулся.
— Тоже уеду... куда-нибудь.
Она рассмеялась и произнесла, трогая лошадь пятками:
— Иногда мне кажется, Рикард Адаланс, что я знаю тебя сотню лет!
— Это плохо?
— Это не хорошо и не плохо, просто... это пугает. Мы отстали от айяарров, догоняй! — она стегнула лошадь и помчалась, пригнувшись к седлу.
Постепенно дорога сузилась до тропинки, идущей по крутому склону. Один склон сменялся другим, они взбирались всё выше и выше, пока не проехали седловину, затем стали спускаться вниз. Ехали довольно быстро, растянувшись цепочкой. День разогрелся, туман растаял, и ветра не было, солнце припекало так, что Кэтриона сняла плащ и чапан, от мерного покачивания в седле тянуло в сон.