Альтернатива
Шрифт:
— Ну, теперь все козыри у нас, — Бокий мягко улыбнулся.
— Кто знает, какие теперь у них козыри... — буркнул Климов.
Как в воду глядел, пардон за каламбур.
***
Климова взяли летом тридцать седьмого и начали сразу бить, жестоко, озверело, требуя, чтобы признался, чтобы разоружился перед партией, сволочь, чтобы рассказал, зачем обманывал руководство страны.
Климов понял: этим правда не нужна.
Но чего они хотят, никак не шло в голову, звенящую от ударов резиновой палки. Климов сначала
Вот прищемили бы ему яйца дверью, раскололся бы как миленький.
Но обошлось. Сочтя, что подследственный достаточно, как это у них называется, «размят», заплечных дел мастера зачитали ему показания Додика, Михалыча, Геворкяна и так далее — и спросили, что он об этом думает.
Ну, правильно он все угадал.
С его подопечных, когда их находили по психушкам и тюрьмам, снимали только самые общие показания — кто да откуда, — то есть, толком не допрашивали. Это объяснялось режимом особой секретности, дальше всех провалившихся забирал под себя Спецотдел. И уже в Спецотделе — да, там человека очень подробно интервьюировал специально обученный следователь Розинский. Который тоже, как и его брат, терпеть не мог Климова, поскольку до всей этой истории жил-не тужил. Но бог с ними обоими, а так или иначе, из стен Спецотдела информация не уходила.
Затем каждого провалившегося знакомили с тетрадкой Климова и под угрозой лишения жизни объясняли, что вот это — правда о будущем, а чего он там следователю Розинскому наговорил, исключительно его алкогольные бредни.
Потому что мы прямо сейчас своими руками создаем альтернативную ветку истории, где жизнь у нас будет замечательная. Точно как Климов описал.
Что характерно, все соглашались.
— А вы говорите — альтернативы нет, — сказал однажды Бокий, ласково поглаживая тетрадку с подписью «Меморандум Климова». — Вот она, альтернатива. И мы придем к ней. Все самое интересное начнется после войны. Ну и пока война... Можно будет подкорректировать кое-что. По мелочи.
— Мелочь это Хрущев? — не удержался Климов.
— Ой, вот уж воистину мелочь, на которую не стоит обращать внимания. Ничего-то вы не поняли, любезный Сергей Сергеевич. События надо править, а не людей, события. Подправлять векторы. Как вы это называете, тренды.
— Вы бы свою масонскую ложу распустили для начала, — буркнул обиженный Климов. — Доведет она вас до цугундера.
— Какие странные бывают у людей фантазии, — Бокий мило улыбнулся. — Фу, батенька. Создавать тайное общество в нашей стране имеет смысл только если его возглавит Хозяин. Тогда от общества будет польза. Ведь оно должно влиять на принятие решений, не правда ли? И есть такая ложа, ее зовут Политбюро.
— А ведь в моем времени все знают, что в тридцатых была диктатура Сталина...
— Господи! — воскликнул в сердцах Бокий. — Вы же знаете, я терплю его с большим трудом, хотя бы потому что после таких титанов как Ленин и Дзержинский... Он не выдерживает никакого сравнения... Но была бы у нас диктатура Сталина — как бы мы прекрасно
Между этим разговором и задержанием уместился год. Целый год был у Климова чтобы выяснить, обработал ли Бокий соответствующим образом Лосева, который болтается где-то сам по себе и паяет там загадочный физический аппарат. И уверен ли Бокий, что Лосев все понял.
А Лосев — понял, да не то.
Он подумал, будто у него в рукаве отличный козырь против Бокия, чтобы занять его место. И накатал донос, что Спецотдел втирает партийному руководству очки, создавая у Политбюро ЦК ВКП(б) искаженное представление о будущем. А будущее нифига не радужное.
Доносом он уничтожил Спецотдел к чертовой матери и себя заодно.
Потому что — как орал следователь, пиная Климова сапожищами, — партия все поймет и простит кроме одного: если ты ей соврешь.
А Спецотдел, получается, врал дружно и системно.
И в общем понятно, с какой вредительской целью: если партия не будет знать, что СССР распадется в девяносто первом году — как партия сможет предотвратить эту катастрофу?
И поди с такой логикой поспорь.
***
Через трое-четверо суток без сна наступает своеобразное просветление. У тебя слуховые галлюцинации, а при повороте головы картина окружающего мира заметно отстает от глаз... Зато в голову лезут неожиданные мысли. Это форменный бред, но иногда бредовая идея — лучшая.
— Идиоты, — сказал Климов следователям. — Они все идиоты. Я же им объяснял! Вся их болтовня не имеет отношения к нашей с вами реальности. Эти люди провалились сюда из другой версии будущего, где власть в стране после смерти товарища Сталина захватили вредители! А у нас такого быть не может! Понятно? Они жили в альтернативной ветке, где никакого коммунизма нет, и СССР развалился. А мы с вами живем в правильной ветке, где Политбюро не слушает идиотов, все делает как надо, и все будет хорошо!
Сказал — и упал с табуретки в обморок.
Дальше он талдычил эту мантру про альтернативную реальность, как заведенный, чтобы самому в нее поверить — и поверил. Еще неделю его пытали так и сяк, но никаких признаний добиться не смогли. Наконец ему устроили очную ставку с Лосевым, на которой они загрызли бы друг друга, если бы хватало сил. Зато Климов понял, кто все это устроил. А сам по себе интеллектуальный бокс на тему путешествий во времени кончился очень быстро. Лосев, поняв, какую линию защиты выбрал его оппонент, не совладал с нервами, бросился на Климова, и тот с наслаждением смотрел, как физика унижают физически.
Через месяц то немногое, что осталось от Климова, услышало:
— Идея твоя конечно интересная, но все твои подельники говорят другое, так что деваться некуда — виновен. Особая тройка НКВД приговорит тебя к расстрелу, но ты не дергайся, это понарошку. Это чтобы окончательно все засекретить. Официально ты ляжешь в могилу, а на самом деле пойдешь дальше работать. Вместе с Лосевым, которого так не любишь, ну извини, ха-ха... Кстати, Лосев тоже вышку схлопотал. Ничего, всех расстреляем — и всех воскресим. Но есть одно условие. Надо признать вину. Они-то признались, а ты что, особенный?