Альтернатива
Шрифт:
— Тут охренеешь, — только и сказал он.
Участковый пожал плечами и спрятал красную книжечку за пазуху.
Климов закрыл глаза, собираясь с духом.
— Хорошо. Телефон в Москве А-13-13, назвать имя Климов Сергей Сергеевич и число тысяча девятьсот семьдесят.
Что-то зашуршало, Климов разжмурился. Это участковый забрал протокол и теперь с сожалением его разглядывал. Ну да, столько писанины впустую.
— И чего ты дурочку валял... Гражданин Климов?
— А вы чего сразу пароль не сказали?
— А я знал?..
—
— М-да... — Участковый поднялся и запахнул шинель. — Ну, поехали. У меня там попона есть, замотаем тебя, авось не околеешь.
— Согреть бы ее хоть немного, — попросил Климов, оглядываясь на печку.
— А смысл?.. — непонятно буркнул участковый. — Ты давай, шагай.
— Вы, кажется, не вполне понимаете, с кем имеете дело, — произнес Климов, стараясь, чтобы это прозвучало и учтиво, и значительно.
— А мне и не положено, — отрезал участковый и легонько подтолкнул Климова к выходу. — Моя задача — установить и доставить.
— В целости и сохранности, не правда ли?
— А это посмотрим на твое поведение, шпионская рожа.
— Чего-о?.. Да что вы себе позволяете! — рявкнул Климов.
Скорее от неожиданности, чем желая произвести впечатление.
Хрен ты его впечатлишь, этого мастодонта.
Зато старший лейтенант впечатлил гражданина Климова.
Буквально двумя пальцами участковый заломил ему руку за спину, а потом другую, и поразительно ловко застегнул на запястьях наручники, которые прятал в безразмерной ладони.
— Вот теперь ты будешь в целости и сохранности... — сказал участковый. — Не правда ли?
***
В машине Климов сначала брыкался и ругался, а потом упал духом и начал болтать. Просто чтобы не сорваться в истерику от страха: на него опять накатило.
Мотор ревел, «козла» трясло, как припадочного. А ведь только что с завода, подумал Климов. Говорили им: нельзя кузов жестко крепить на раму, сделайте проставки. Но куда там. Народному хозяйству не нужны комфортные автомобили, ему нужны дешевые автомобили.
— Ты не понимаешь! — крикнул он. — Это все я придумал! Ты — часть системы, которую построил я, человек из будущего! В твоем мире я еще не родился. Но так получилось, что я провалился сюда, в тридцать четвертый год. И работал в Спецотделе НКВД, у Глеба Бокия — слыхал такое имя? Эй! Ты меня слышишь?
— Не слышу, — отозвался участковый. Он сосредоточенно рулил. «Козлика» мотало по заснеженной дороге. — Мне твои шпионские байки даром не нужны.
— И какой я шпион?! Английский?! Американский?!
— Да мне похер.
— И мне похер! — заявил Климов. — Я сейчас разболтаю, как все было, с самого начала! Это государственная тайна с грифом «особой важности». И когда ты сдашь меня гэбухе... Ты ведь меня везешь в МГБ, куда еще-то? Я им скажу, что всю дорогу трепался. А ты слушал! И тогда посмотрим, как ты запляшешь. Ага?
— Не-а, — участковый помотал головой. — Не
И почти не глядя, едва обернувшись, заехал Климову кулачищем в лоб.
***
Очнулся Климов довольно быстро, но чувствовал себя настолько плохо, что почти ничего не соображал. Он страшно замерз, его подташнивало, не столько от удара по голове, сколько от голода, и было как-то все равно. Совсем все равно. Из машины Климова пришлось вынимать, и дальнейшее его передвижение с места на место происходило больше волоком, под нецензурную брань конвоя.
На прощанье Климов плюнул в участкового, но промазал.
Если не считать пробежку голышом по морозу — действие более инстинктивное, чем рассудочное, — этот плевок был первым его геройским поступком в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году.
И последним.
***
В одиночной камере он окоченел вконец, и покормить его забыли, вернее, не совсем забыли, а не положено: еще не оформили. Лежать в дневное время запрещалось, но Климов, сидя на жестком топчане впал в некое промежуточное состояние между сном и обмороком — и не то чтобы отдохнул, а хотя бы не устал до смерти.
За стеной горланил какой-то буян, иногда ему давали по шее, это не очень помогало, тогда давали как следует, и тот замолкал хотя бы на полчасика.
Вечером наконец принесли кусок хлеба, тарелку каши и кружку чего-то жидкого, зато горячего. Климов тупо проглотил все это, осоловел и начал падать с топчана, чем здорово вызверил дежурного. Бить его не били, а так, попинали чуток, пока валялся на полу. Он не помнил, как дождался ночи, блаженного времени, когда можно лечь под одеяло.
И ночью — ну разумеется — его повели на допрос.
Он уже понял, что сидит в обыкновенном следственном изоляторе. Торжок не тот город, где у гэбухи будет своя тюрьма, да и самой гэбухи тут плюнуть да растереть. Но ждали его офицеры МГБ. Сразу попросили: давайте по-хорошему, рассказывайте все. Вот прямо все с самого начала, последовательно и подробно.
— Что — все?
— Сами знаете.
— Ребята, — сказал Климов. — Это не ваш уровень. Это гостайна особой важности, вы себе только хуже сделаете, если ее услышите. Ничего я вам не скажу, для вашего же блага, и вообще ничего не скажу, пока меня не отвезут в Москву.
Ребята переглянулись, застегнули Климова наручниками, поставили раком и сунули в задницу паяльник.
И сказали: давай рожай, эта штука быстро нагревается, нам тебя калечить никакого интереса, но сам видишь, разговор серьезный.
Паяльник убедил Климова. Так убедил, что впервые за последние безумные сутки он засмеялся.
— С ума сойти. Это же я придумал! В ваше время так не умели! Не догадались просто! Это я в тридцать пятом году рассказал Глебу про паяльник! За каким хреном, уже не помню...