Альтернатива
Шрифт:
— Вот бы некоторые КБ на такой же режим перевести, — бросил однажды Бокий, оглядывая климовский бодренький контингент. — А то разболтались невероятно, воображают о себе чёрти чего... А у вас кипит работа и все довольны.
И задумался.
Климов решил ему не подсказывать.
Трудились они и правда бодро, в режиме постоянного мозгового штурма. В том, что их наработки, как минимум, сорвут немцам блицкриг, Климов был уверен. А сколько освободится сил и средств, если не распылять их на заведомо тупиковые направления в авиации и танкостроении, всякие артиллерийские извращения и так далее... Иногда приходилось бить себя по рукам. Дискуссия о том, способна ли довоенная промышленность дать
Вот атомная бомба — это святое. Климов умолял Бокия сделать все возможное, чтобы наша разведка воровала данные по ядерным исследованиям отовсюду и любой ценой. Тот обещал, но, кажется, не особо впечатлился.
Что раздражало — к ним не водили пообщаться специалистов, их самих не пускали никуда. Они сидели в золотой клетке, изображая «мозговой трест», начисто лишенный обратной связи. Критически не хватало информации из-за забора о том, что там сейчас творится. Ведь многие идеи, которые из двадцать первого века кажутся плодотворными — ну почему, почему Сталин этого не сделал?! — моментально пошли бы в корзину, имей ты, умник, представление о реальном состоянии той или иной отрасли, наличии материалов, возможностях КБ и так далее... Но черта с два. «Тема Климова» изводила бумагу десятками килограммов, получая взамен дежурную благодарность и не более того.
Пару раз в неделю приходил доктор Розинский, наблюдающий психиатр, следил, чтобы не сбрендили от такой жизни. Климова доктор тихо ненавидел, и это расстраивало, конечно.
Да ладно, переживем, лишь бы не было войны, как говорится.
Война Климова беспокоила очень.
***
— Любезный Сергей Сергеевич, вы не понимаете главного, — говорил Бокий. — Ну как же вам объяснить...
Был солнечный яркий сентябрь тридцать шестого. Ладожская волна лениво била в борт. Глеб Бокий стоял, облокотившись на леер пароходика «Глеб Бокий», и задумчиво комкал газету «Новые Соловки», где только что прочел ехидные стишки про куратора Соловецкого Лагеря Особого Назначения, некоего Глеба Бокия, который плавает на пароходе имени себя.
Бокий ехал в СЛОН как бы с инспекцией, а на самом деле — забирать людей для «темы Климова». В лагере установили двоих провалившихся, и одного под вопросом: не исключено, что просто душевнобольной. Все они успели пройти одинаковый путь: амнезия, психушка, высылка под надзор, и очень быстро — статья «контрреволюционная агитация». То, что пророчил себе Климов в самом неудачном варианте, и чего так боялся. Не зря.
Климов смотрел на Бокия и в который раз думал: ну как представить, что этот человек — всегда элегантный, тонко понимающий красоту, безусловно интеллигентный — создавал Ленинградскую ЧК и расстреливал направо-налево. Да никак не представить. А сколько их здесь таких.
— Ну вот допустим, — начал Бокий. — Я учил в школе историю, вы ее тоже учили через... страшно подумать, сколько лет...
— Примерно девяносто, — подсказал Климов.
— Ужас. Но что нам преподавали? Нас заставляли вызубрить имена, события и даты. Такой-то герой в том-то году сделал то-то. И никогда не говорили самого важного: почему. Какая цепь событий привела героя в эту точку пространства-времени? Какие объективные исторические процессы определили, что он поступит так, а не иначе? А ведь эти процессы решают все. Не герои делают историю — история выбирает себе героев. В одну
— Понимаю, к чему вы клоните, просто мне это не нравится. Это же тупик. А надо что-то делать!
— Мы делаем столько, сколько можем. Но совершать резкие движения — увольте, Сергей Сергеевич. Ну, убьем мы Гитлера. Чисто технически такое допустимо, хотя это покушение на законно избранного правителя демократической страны. В идеале Гитлера должны убрать его же камрады по партии. Но какой смысл в убийстве, если за ним не последует антифашистский переворот в Германии? А его не будет. У них там все хорошо. Они всем довольны. Положим, Гитлер им надоел, и они его прихлопнули. Но смены курса ждать не приходится — только небольшие коррективы. И зачем тогда?..
— Но даже если без холокоста обойдется, это уже огромное достижение!
— Здрасте-пожалуйста, — протянул Бокий. — Почему же обойдется? С чего вы так решили?
— Но ведь далеко не все в окружении Гитлера считают разумной антисемитскую повестку...
— Нет-нет, я о другом. Сколько они должны замучить евреев? Вы, кажется, говорили — миллионов шесть?
— Да, примерно столько.
— А хорошо ли будет, если их убьем мы?
— То есть как это — мы? — опешил Климов.
— Ну, не мы с вами, а Красная Армия.
— П-почему?! Зачем?!
— А вы представьте, что место Гитлера займет какой-нибудь технократ. Человек с холодной головой, который умеет считать. Весь крупный еврейский капитал нацисты уже прибрали к рукам, а какая может быть польза от рядового Мойши? Тот, кто мыслит по-государственному, ответит: сделать Мойшу рядовым германской армии!
— Но... Как?!
— Как всегда и как везде. После смерти Гитлера его объявят виноватым в том, что немцы э-э... погорячились. А так немцы-то симпатяги. Гонения на евреев будут свернуты, перед ними извинятся, начнут их облизывать, более того, зазывать в Германию со всего мира, и предложат им... — Бокий щелкнул пальцами. — Крым! Германия отдаст Крым под еврейское государство. А?! Как вам идейка? Наконец-то сбудется мечта богоизбранного народа... Понятно, что такое теплое место самим пригодится, но обещать — почему нет? И купятся они как миленькие.
— И?.. — тупо буркнул Климов.
— И шесть миллионов евреев убьем мы, потому что они пойдут воевать против Советской России. И это будут, между прочим, самые яростные бойцы германского Рейха. Немецкому обывателю не так уж нужна русская земля, даже с рабами впридачу, ему все-таки шкура дороже, а вот еврею кусочек Крыма — лакомый кусочек, пардон за каламбур.
Климов отвернулся. Перевесился через леер и уставился в воду.
— А всего-то убрали Гитлера, и вдруг такой пердимонокль, — добавил Бокий с нескрываемым сарказмом.
— Извините, но это только ваше мнение, — пробормотал Климов.
Просто чтобы сказать хоть что-нибудь. Выразить несогласие.
— Не только, — бросил Бокий.
Климов покосился на него. Он давно научился различать интонации начальника и понял: это мнение тех, кто повыше.
— То есть, альтернативы... Нет?
— Альтернатива есть всегда. Но ответственные политики, они как врачи. Не навреди, вот их принцип.
— Эти ответственные... То-то они вас расстреляли в тридцать седьмом, любезный Глеб Иванович, — процедил Климов. — Со второй попытки, сначала Сталин не утвердил.