Алый Рубин. Любовь через все времена
Шрифт:
— Почём я знаю? Шизоидные нарушения структуры личности, надо полагать, — пробурчал доктор Уайт. — Очевидно, фамильная черта. Эти Монтрозы — сплошь истерички. А у Люси к тому же ещё явные криминальные наклонности.
— Доктор Уайт! — произнесла миссис Дженкинс. — Это совершенная неправда!
— Разве вы не должны держать рот на замке? — ответил доктор Уайт.
— Но если Люси украла хронограф, то как он может быть здесь? — спросила я.
— Да, как? — доктор Уайт снял жгут с моей руки. — Есть ещё один, умная ты
— Не знаю. Значит, есть много хронографов?
— Нет, только эти два, — ответил доктор Уайт. — От оспы ты, очевидно, не привита, — он посмотрел на мою руку. — Какие-нибудь хронические болезни? Аллергия?
— Нет. И от чумы я тоже не привита. И от холеры. И от ветрянки. — Я вспомнила про Джеймса. — А от ветрянки вообще можно привиться? Или от оспы? Один мой друг, я думаю, от этого умер.
— А я не думаю, — ответил доктор Уайт. — Ветрянка — это одна из форм оспы. И от оспы уже давно никто не умирал.
— Мой друг умер уже тоже очень давно.
— А я думала, что ветрянка — это одна из форм кори, — сказала миссис Дженкинс.
— А я думал, что мы договорились, что вы будете молчать, миссис Дженкинс.
Миссис Дженкинс замолчала.
— Почему вы, собственно, так со всеми недружелюбны? — спросила я. — Ой!
— Всего лишь маленький укол, — прокомментировал доктор Уайт.
— Что это было?
— Ты совершенно не захочешь этого знать, можешь мне поверить.
Я вздохнула. Маленький призрак Роберт тоже вздохнул.
— Он всегда такой? — спросила у него я.
— В основном, — ответил он.
— В глубине души он другой, — подала голос миссис Дженкинс.
— Миссис Дженкинс!
— Ладно, ладно.
— Для начала достаточно. К следующему разу у меня будет твой анализ крови, и будем надеяться, что твоя очаровательная мама принесёт нам твою карту прививок и медицинскую карточку.
— Я никогда не болела. Я теперь привита от чумы?
— Нет. Это особенно ничего не даёт. Держится только полгода и имеет множество побочных эффектов. По мне, тебя просто не надо посылать в чумной год. Можешь одеться. Миссис Дженкинс отведёт тебя наверх к остальным. Я приду через минуту.
Миссис Дженкинс поднялась с места.
— Пойдём, Гвендолин. Ты конечно, голодна, сейчас будет обед. Миссис Мэллори приготовила телячье жаркое со спаржей. Очень изысканное.
Я и в самом деле была голодна. Съела бы даже телятину со спаржей, хотя они не относились к моим любимым блюдам.
— Знаешь, собственно говоря, доктор — человек с добрым сердцем, — объяснила мне миссис Дженкинс по дороге наверх. — Только ему немного трудно проявлять дружелюбие.
— Очевидно, это так.
— Раньше он был совсем другим. Весёлый, всегда в хорошем настроении. Он и тогда носил эти ужасные чёрные костюмы, но по крайней мере с пёстрыми галстуками. А потом умер его маленький сын… ах, ужасная
— Роберт.
— Да, мальчика звали Роберт, — сказала миссис Дженкинс. — Тебе уже рассказал о нём мистер Джордж?
— Нет.
— Золотой паренёк. Утонул в бассейне на дне рождения у знакомых, можешь себе представить. — Миссис Дженкинс начала считать на пальцах. — Прошло уже восемнадцать лет. Бедный доктор.
Бедный Роберт. Но по крайней мере он не выглядел как утопленник. Некоторым призракам нравилось появляться в том виде, в каком они были на момент смерти. По счастью, мне пока не встретился ни один призрак со стрелой в голове. Или совсем без головы.
У одной из дверей миссис Дженкинс остановилась и постучала.
— Мы сейчас заглянем к мадам Россини. Она должна тебя измерить.
— Измерить? Для чего? — Но комната, куда меня ввела миссис Дженкинс, сама ответила на мой вопрос: это была швейная мастерская, где из нагромождения материалов, платьев, швейных машин, манекенов, ножниц и катушек с нитками мне улыбалась кругленькая женщина с роскошной рыжей шевелюрой.
— Добро пожаловать, — сказала она с французским акцентом. — Ты, должно быть, Гвендолин. Я — мадам Россини, я буду заботиться о твоём гардеробе. — Он подняла сантиметр кверху. — В конце концов, мы же не можем отправить тебя во время оно в этой ужясной школьной фёёрме, n’est ce pas?
Я кивнула. Школьные фёёрмы, как выговорила мадам Россини, были действительно ужясны, без разницы в каком столетии.
— Наверное, сбежалась бы куча народу, если бы ты появилась на улице в таком виде, — продолжила она и воздела руки горе. Вместе с сантиметром.
— К сожалению, мы должны поторопиться, они нас ждут наверху, — сказала миссис Дженкинс.
— Я управлюсь быстро. Сними, пожалуйста, куртку. — Мадам Россини обвила сантиметром мою талию. — Чудесно. А теперь бёдра. Ах, словно юный жеребёнок. Я думаю, что мы сможем использовать многое из того, что я сшила для другой, с какими-то небольшими переделками там и тут.
Под «другой» имелась ввиду, естественно, Шарлотта. Я загляделась на нежно-жёлтое платье с белоснежной кружевной оторочкой, висевшее на вешалке. Такое платье изумительно смотрелось бы в «Гордости и предубеждении». Шарлотте оно бы очень подошло.
— Шарлотта выше и стройнее меня, — заметила я.
— Да, немного, — откликнулась мадам Россини. — Ходячая вешалка. — Она сказала «’одячая», и я захихикала. — Но это не проблема. — Она померила мне шею и голову. — Для шляп и париков, — пояснила она. — Ах как чудесно для разнообразия шить на брюнетку. С рыжими приходится всё время проявлять осторожность по части цвета. У меня уже много лет лежит чудесный отрез из тафты, цвета заката. Ты будешь первая, кому он может подойти!
— Мадам Россини, пожалуйста! — миссис Дженкинс показала на часы.