Американские меридианы
Шрифт:
Кристиан припарковал машину у Таймс-сквер. Даниэль увлёк за собой всю компанию сначала по Бродвею, мимо театров и злачных заведений; потом был Центральный парк; невообразимая архитектура музея Гуггенхейма в виде перевёрнутой спирали; затем они попали в Гринвич-Виллидж. Они долго бродили по многочисленным галереям, пытаясь понять странные произведения «космических» художников, слушали серенады уличных музыкантов и иногда терялись в толпе студентов: Джерри брал Таис под руку и, увлекая её по кривым, изогнутым улочкам, с упоением рассказывал о том, что великие имена в Виллидже принадлежат прошлому. О, Вашингтон Ирвин и Томас Пейн! О, Юджин О’Нил и Теодор Драйзер! Впрочем, он тут же добавлял, заметив несколько разочарованный взгляд Таис:
–
Даниэль рассказывал послушно следовавшей за ним Анжелике о том, как Гринвич-Виллидж стал мировым центром авангардной моды и молодёжных движений, и признался, что лет десять назад сам был активным создателем нонконформистской славы. Они вместе посмеялись над некоторыми забавными, хотя и сомнительными фактами его бурной молодости, а потом запоздало обнаружили, что потеряли не только Джерри с Таис, но и Кристиана.
Он шёл, погружённый в свои думы, и чем ярче сверкали неоновые огни реклам, тем тусклее становились краски его настроения. Веселье студентов раздражало его, джаз из открытых кафе казался пронзительно-скрипучим и бездарным в исполнении. Он видел мир, глумящийся над ним, хотя и вынужден был признать, что самым тяжёлым, самым неподъёмным казался ему груз первых дней после развода. Сколько грязи вылила на него пресса! И какое счастье, что никто из его нынешнего окружения не напоминает ему о боли, сидящей глубоко в груди. Кристиан оглянулся и обнаружил, что уже довольно значительную часть пути он бредёт в полном одиночестве. Француз остановился, растерянно озираясь по сторонам, и тут же из толпы вынырнули Джерри с Таис, а потом все трое увидели метрах в тридцати Даниэля и Анжелику. Оказавшись снова в компании своих спутников, Кристиан почувствовал, как тяжёлые размышления отступают. Выздоровление, думал он, обязательно наступит.
Зарево разноцветных реклам возвестило о том, что они входят в Чайнатаун, Китайский город – ещё один национальный островок в Нью-Йорке. У ног Анжелики, стрекоча, плюхнулась яркая механическая птица, которую запустил какой-то умелец, и Кристиан тут же купил её, собираясь отправить этот подарок детям во Францию. Само собой разумеющееся, Таис и Анжелика завладели игрушкой и забавлялись ею до тех пор, пока француз не забрал её у них, опасаясь, что девушки изведут механические внутренности птицы прежде, чем та попадёт в руки Жизель и Катрин.
– Следуем за этим китайцем, - взял курс Джерри и подмигнул своим спутникам, - сами китайцы знают, где вкуснее и наверняка дешевле.
Они нашли уютное место в одном из почти пятисот ресторанов, и только теперь поняли, как все устали и проголодались. Знатоком китайской кухни оказался Кристиан - следуя его наставлениям, каждый заказал себе тарелку лапши вперемешку с чем-то не то мясным, не то морским, овощной приправы, лангустов и прохладных фруктов. Пахло пряностями и жареным, и было одно удовольствие поглощать изысканную пищу в компании людей, которые стали так близки после почти пятичасовой прогулки. Анжелика подумала, что давно знает их – её не покидало это ощущение – и что даже замкнутый Кристиан виден, как на ладони, и ей стало немного грустно оттого, что Эмилио, Микио и Курта нет рядом. Что за сюрприз они им готовят?
Закончив обедать, Даниэль внимательно посмотрел на девушек и сказал:
– Во время нашего путешествия может случиться и такое, что каждой из вас придётся самостоятельно ориентироваться в этом мире и действовать так, как того потребует ситуация. Готовы ли вы к несложному тесту?
Девушки настороженно смотрели на него, не понимая, к чему он клонит.
– Америка – огромная страна, - глубокомысленно изрёк Даниэль, доставая бумажник, - я не имею ввиду её географические размеры. Она огромна в своей непостижимой сути. Возьмём, к примеру, такую мелкую вещь, как чаевые.
Таис расслабилась,
– Я знаю, что в России понятие чаевых отсутствует. Но в Америке официанты, швейцары, горничные в отелях, гардеробщицы и даже стриптизёрши получают чисто символическую зарплату или вовсе не получают ничего от хозяина, а живут на чаевые, принимая их от посетителей как должное. Поэтому, если вы где-то станете обедать одни – кто знает, по каким причинам нас не будет рядом? – не забудьте о том, что я сказал вам. – Он извлёк из бумажника купюру и протянул её Анжелике со словами. – Расплатись за обед и поблагодари официанта – я вижу по довольной улыбке Таис, что процедура ей хорошо знакома, поэтому этот тест исключительно для тебя, Анжелика.
– Даниэль, к чему этот экзамен? – нахмурилась девушка, с неохотой принимая деньги. – Дело не в сумме и не в её наличии, а в психологическом барьере.
– Я хочу, чтобы ты была самостоятельной, Ан, - твёрдо повторил Даниэль, - не принимай помощь с моей стороны, как опекунство – ты многому научишься в путешествии, и многое потом пригодится тебе в жизни. Чаевые – пятнадцать процентов от суммы заказа, - безапелляционно закончил он.
Испытание Анжелика прошла благополучно, после чего они покинули ресторан. Но настроение девушки, казалось, было омрачено. Нет, она не обижалась на Даниэля. Этот день дал ей понять, что многое из того, что являлось привычным для её компаньонов, было ей незнакомым и чужеродным. Анжелика жадно смотрела по сторонам, пытаясь понять, какое расстояние лежит между ней и её спутниками. Бродвей впечатлял. Курильщик сигарет «Кэмел» на цветистой рекламе через равные промежутки времени выталкивал изо рта клубы дыма колечком. Электрическим водопадом низвергались с этажей потоки пепси-колы. Чёрные фигурки бегали и плясали на огненном экране «Лайфа». Призывы покупать пиво, автомобили, чулки, холодильники и земляные орешки вспыхивали, мигали, рассыпались, скользили, меняли цвет, гасли и вспыхивали вновь. Из дверей, обрамлённых снимками танцовщиц, неслись ударные и завывающие звуки. С гостиницы «Астор» свисало необъятное полотнище национального флага. И сотни, тысячи людей. Анжелика впитывала всё, что видела, не анализируя информацию, просто принимая её на веру. Ей казалось, что так она увидит Америку изнутри.
– Нью-Йорк? – переспросил Даниэль, когда она обратилась к нему за помощью. – Это ещё не Америка. Нью-Йорк – это вообще не Америка! Не торопись принять этот сумасшедший город за ту страну, которую её жители чтят, и холят, и лелеют. И безумно любят, и гордятся ею. Впечатление от него на самом деле обманчивое. Этот город с бетонными челюстями небоскрёбов отнюдь не сентиментален. Не до того. Миллионы и миллионы жизней, миллионы судеб ежедневно сливаются здесь в единый конгломерат.
– Но конгломерата всё равно не получается, - убеждённо добавил Джерри, - как может выплавиться нечто единое, если здесь, как на огромном перекрёстке мира, этот самый мир и толчется?! В большом городе никому и не до кого нет дела. Это в маленьком либо уж ты свой, либо уж явно чужой. Нью-Йорк – это, конечно, не Америка. Но и без него Америки нет! – торжественно закончил он.
– А ты, Кристиан? – обратилась к мужчине Анжелика. – Что ты думаешь обо всём этом?
– Возможно, Даниэль и Джерри не согласятся со мной, - впервые насмешливые морщинки собрались в уголках глаз француза, - но такой тьмы бродяг, и рож, отмеченных всеми пороками, присущими человечеству, я не встречал даже в Париже.
Они свернули с Бродвея на тридцать четвёртую стрит – и над толпой, над радужными струями автомобильного потока, над блеском зеркальных стекол поднялось узкое темно-серое здание. Оно было настолько высоким, что казалось запрокинутым, наклонным, висящим. Оно казалось уже вне улицы, вне масштаба, вне взгляда, вне смысла. Разговор оборвался и продолжился, когда лифт выстрелил вверх, поднимая путешественников сквозь толщу небоскрёба.