Аметистовый блин

Трускиновская Далия Мейеровна

Вдруг Сережу осенило – да это же китаянка! Красавица китаянка, тонкая и не по-европейски грациозная!

Как бы в доказательство своего происхождения Яшма красиво поклонилась и протянула к вампирше золотой жезл.

Оба его набалдашника заканчивались маленькими раструбами, в глубине каждого раструба было черное пятно, и Яшма направила на бабку тот из них, который, если смотреть в пятно, напоминал разинутую зубастую пасть.

Бабка замахала на жезл руками, но было в нем что-то, что влекло, – и она, как Наследник, потянувшийся за авантюрином,

устремила сложенные клювом пальцы в раструб, и стало ясно, что вся она сейчас туда втянется!

Грянул выстрел!

Меткая пуля вышибла из Яшминой руки золотой жезл, а бабка, наклонившаяся к раструбу вопреки законам тяготения, шлепнулась на песок.

– Эта добыча по праву моя! – прорычал огненный клубок, который настолько туго сейчас сплелся, что сократился в размерах и казался лежащим на песке сердоликовым монолитом… – Аметист, ты заговорил зубы нашему гостю, вот он и забыл, что хотел выменять энергетического вампира на двух женщин!

– Ты полагаешь, Сердолик, что женщины должны покинуть Вайю? – в вопросе был какой-то веселый намек.

– Нет, конечно! Однако нужно дать ему возможность их забрать! А им – возможность отказаться! – в ответе была чисто женская вредность.

Флибустьер рассмеялся.

– Если бы тебе пришлось вести переговоры с головорезами берегового братства, за такие словесные выкрутасы тебя бы пристрелили, и правильно сделали! – сказал Монбар с удивительным для флибустьера благодушием.

Сережа между тем стоял, соображая, и соображая со скрипом. Хотя огненный клубок и рычал, хотя он и внушал ужас шевелением когтистых языков, однако этот выстрел…

Атлет сделал два шага к Сердолику…

– Назад! – крикнул Монбар.

– Назад! – взревел и клубок. – Радиация!

– Радиация? Ну да… – Сережа некстати вспомнил аппарат доктора Бадигиной. Ес-тест-вен-но, если пятьдесят граммов сердолика дают легонькое и целебное излучение, то эта живая глыба и прикончить может не хуже атомного взрыва… Но пистолет?…

Он сделал еще один шаг.

– Сережка, не смей! – раздалось в глубине клубка.

– Данка?

– Данка! – подтвердил негромкий рев.

Мысли в Сережиной голове принялись сползаться вместе, как муравьи. Пневматический пистолет, вредный характер… Но ведь она была безумно перепугана, когда камень засосал ее! Она оказалась в плену у чего-то сверхъестественного и губительного!

О чем это она толковала Майке, когда оказалась в запертом кабинете на шестнадцатом этаже?

– Данка, мы же искали тебя, мы хотели тебя спасти!.. – с обидой воскликнул Сережа. – А ты?!?

– Да я сама думала, что меня надо спасать, – отвечала она. – Вообрази – тебя затягивает вот такое чудище!

Она выразительно пошевелила огненными щупальцами, целя белыми когтями в лицо атлету.

– Это что – навсегда? – спросил атлет, отстраняясь.

– Еще чего не хватало! – прорычала Данка.

– Послушай, сударь мой, ежели тебе угодно увидеть сударыню в прежнем ее облике, то не бойся и войди в нее, – предложил

Монбар. – Не бойся, пока ты будешь в ней, никто не покусится на твою добычу. Что скажешь, Яшма?

– Ты сам выбрал его, Аметист, – отвечала китаянка. – Учи его, как знаешь.

Флибустьер забрал у Сережи плавающий в воздухе шар.

– А радиация? – спросила Данка.

– Если он войдет очень быстро, беды не случится. Ну? Приходилось тебе, сударь, нырять?

– Приходилось, – буркнул атлет. – Но не в женщину же!

– Вперед, на приступ! – заорал вдруг флибустьер так повелительно, что ноги сами поднесли Сережу к огненному клубку, метнувшиеся вперед щупальца закогтили его – и он влетел в алую дыру головой вперед.

Глава тринадцатая, матримониальная

Оказался Сережа в небольшом помещении, под красновато-оранжевым сводом, и не сразу понял, что так мог бы выглядеть изнутри сердолик, отшлифованный кабошоном. На полу, скрестив ноги по-турецки, сидела Данка со своим неизменным пневматическим пистолетом.

Сережа шлепнулся рядом на живот, перевернулся, готовый отбиваться руками и ногами, вскочил – и угомонился лишь услышав знакомый смех.

Одета Данка была так же, как в тот вечер, когда исчезла. Те же джинсы, та же куртка, та же сумка рядом. Вот только рыжие волосы, не достигавшие плеч, непостижимым образом удлинились до талии. И знал же Сережа, что они – крашеные, однако здесь, в минеральном мире, этот вызывающий цвет стал для них естественным, и отросшие корни были не темно-русыми, но бледно-рыжими, даже розоватыми, а кроме того, змеилось в шевелюре несколько тонких белых прядей.

– Так это я – в тебе? – обводя ошалевшими глазами оранжевый купол, дрогнувшим голосом спросил Сережа.

– А что? Очень удобно, – сказала Данка. – У нас тут всегда можешь уйти в себя. Ты тоже научишься. Я к тебе еще в гости приходить буду.

– С чего это я буду учиться? На кой мне? – сердито осведомился Сережа.

– С того, что ты теперь – Аметист. Я вот – Сердолик, вернее, тот вид сердолика, который зовут карнеолом. Да ты садись, садись!

Сережа опустился на корточки и, опершись сзади рукой, кое-как сел. Новые джинсы не позволяли ему как следует согнуть ноги в коленях.

– А Майка?

– Майка – Оникс. Ее втянул в себя именно Оникс. Поэтому ее охватило неземное блаженство. А Наследник – Авантюрин, но с ним все сложнее. Он в моем отряде, но свойства авантюрина еще не установились полностью, и он сам не знает, на что себя употребить. Как и сам Наследник. Хорошо, что тут хоть алкоголя нет…

– С чего это вдруг Майка – Оникс? – Сережа постарался припомнить, что бывшая жена говорила об этом камне, но, очевидно, до него она еще не добралась.

– Над небом голубым есть город золотой… – тихо и с какой-то удивительной грустью пропела Данка. – Если бы и мне быть Ониксом! Это же самый счастливый для женщины камень!.. Оникс вдохновляет на музыку и стихи…