Амгунь — река светлая
Шрифт:
— Ну, располагайтесь, — сказал Черноиванов. — Вижу, общий язык нашли.
— Нашли, — Дениска и сам не знал, почему его так обрадовал нечаянный визит кразиста. Да и некогда было в этом разбираться — нужно гостю постель приготовить. Заметался Дениска, услужая гостю. А когда водитель, раздетый по пояс, сел на жалобно скрипнувшую всеми пружинами раскладушку, полюбопытствовал:
— Какими судьбами к нам?
— По беде. У нас с экскаватора кто-то бензонасос тяпнул, а без него — хоть караул кричи. И все машины без работы
— Дадут, — обнадежил Дениска. — У нас начальство хорошее — в беде не оставят.
— Вот и я так думаю, — согласился кразист. И вдруг спросил, вскидывая глаза на Дениску: — Корчагин твоя фамилия?
Дениска опустил было голову, залившись краской, но тут же поднял ее, сказал почему-то неправду:
— Да, фамилия.
— Вон как! — кразист скрипнул всеми пружинами раскладушки, ворохнувшись. — Знатная фамилия, из «Как закалялась сталь». Добрая книжка. Хорошая, что на это скажешь еще.
И Дениска, вздохнув, согласился.
Кразист, наверное, посчитал разговор исчерпанным, осторожно, словно боясь сломать раскладушку, вытянулся на ней во всю длину — ноги на полметра высунулись за край. Кразист засмеялся:
— Для детсада, что ли, закупали?
Дениска обиделся на его шутку, уловив в ней намек, буркнул что-то неразборчивое и тоже начал укладываться. Свет погасил. В темноте прорисовались прямоугольники оконец.
— Денис, — подал голос гость. — Ты что, обиделся или что?
— Почему же? — сказал Дениска. — Совсем нет. Устал немного.
— Не говори, — подхватил гость. — Ехал к вам, думал: доберусь до постели — и выключусь. А пришел к тебе, лежу — не спится.
Дениска промолчал и спросил:
— А кто же у вас бензонасос свистнул?
— А кто его знает. По трассе ребята дружные работают, найдем. А уж как обнаружится — пусть на себя пеняет.
— Таких людей к БАМу и близко нельзя допускать, — вспомнил Дениска понравившиеся ему слова Сани Архипова.
Кразист ворохнулся на своем месте.
— Это ты правильно сказал, — услышал Дениска. — Святое дело должно делаться чистыми руками. — Кразист вздохнул какой-то своей мысли, опять лег, устроился поудобнее, полежал тихо, спросил: — Скажи-ка мне, Денис, а ты не родственник тому Корчагину?
— А что? — осторожно спросил Дениска.
— Интересно все ж. Я по себе думаю, меряю другой раз — вот мужик был! — и правда что сталь. А если ты одного корня росток… Знал я одного такого мужика — у нас шоферил. Ну, брат, и в огонь и в воду с открытыми глазами. Мы тогда Амурск только-только раскручивать начали. Дорог нет, водителей не хватает, а дело делать надо. Кто же за нас город построит? Разумеешь? Мы тогда… Я был года на три старше тебя — только срочную оттопал. И Данил Ярцев. Не спишь,
— Не, рассказывайте, рассказывайте.
— Так вот: раз мы молодые — нам и карты в руки. Данил говорит нам: так и так, парни, давайте через восемь часов работать, пока обстановка не полегчает. Вначале нас восемь человек таких подобралось, а потом и вся колонна. А не найдись такой человек среди нас? Знаешь, скажу тебе, Денис, прямо, тогда, по молодости, прочитал я эту книгу и думал, что раз в те далекие времена такие люди были, как Корчагин, то сейчас их — пруд пруди… А в жизни немного не так. А ты, вижу, того роду-племени.
Счастливая улыбка распирала Денискины губы.
…Проснулся он от ощущения, что хлопнула дверь, — кто-то зашел или вышел. В оконца вливался серый рассвет. Кразиста на месте не было. Дениска прислушался: где-то молотил на малых оборотах дизель. В оконце он разглядел на дороге КрАЗ — низко светились сигнальные подфарники. В неясном раннем свете — рядом двое. Один из них — высокий — вспрыгнул на подножку, хлопнула дверца, и КрАЗ выдохнул клуб синего дыма.
— Эй! — крикнул Дениска. — Постой!
Выбежал на всходнушку, но КрАЗ уже пылил по дороге, взревывая, и на Денискин крик отозвался Черноиванов:
— Чего как заполошный орешь? — Подошел к всходнушке — кожанка наброшена на плечи, рукава свисают свободно. — Чего хотел?
— Не попрощался.
Черноиванов зевнул, прикрывай рот ладонью, мотнул головой:
— Эк беда! — усмехнулся, но, поглядев на опечаленное лицо Дениски, смял улыбку, подобрел глазами и тон сменил: — Чудной ты, Еланцев. Лучше бы спать шел. Не навсегда он уехал. Иди — еще час спать, самый сладкий.
Дениска вернулся в вагончик, постоял, раздумывая, досыпать ему этот сладкий сон или нет, глянул на стол, увидел белый листок бумаги и вспомнил, что так и не написал письмо домой. Он подумал, что сейчас самое время это в конце концов сделать, хотел зажечь свет, по и без того увидел, что листок его исписан.
«Спасибо за ночлег! Будешь на трассе — спроси Костю Ряжева. Скажи, Корчагин — и все. Жму твою руку. К. Ряжев».
— Кэ Ряжев, — повторил Дениска. — Костя Ряжев. Скажи, Корчагин — и все. Жму твою руку.
Он торопливо еще раз прочитал всю записку, чувствуя, как перехватывает дыхание и к глазам жарко подступают слезы. И, ощутив их сладкую горечь, улыбнулся.
За завтраком успевший смотаться на станцию Архипов был хмур и молчалив так, что даже Дениске стало ясно, что дела их — швах; и он тоже молчал, хотя его так и подмывало с кем-нибудь перекинуться словцом, и он то и дело ловил себя на том, что губы его готовы растянуться в улыбке. Тогда Дениска начинал хмурить лоб и смотреть в чашку. Первым не выдержал молчания Карчуганов. Он доел кашу, облизал ложку, положил ее аккуратно на стол вверх горбом и трахнул по-лыкински кулаком в открытую ладонь: