Амулет мертвеца
Шрифт:
— Молчи, пока не придушила, чучундра гуманистка!
Не разреветься, нет.
Сэкка прислушался, тронул Дашу за плечо запачканным в черной гадости когтем.
— В больницу ей, побыстрее, — сказала Даша почти с мольбой.
— Какая тут больница, там творится то же самое. Твой любимый упырь летит сюда, я с ним говорил. Но он не успеет…
Зверолюд переступил лапами, поточил со скрипом желтые огромные когти, сказал про себя:
— Как бы не по твою душу…
Заглянул Даше в глаза умными красноватыми зрачками, совсем не похожими на ледяной взгляд мертвых тварей.
— Сюда идет… много всякой пакости идет. Нет, уехать от этих не получится.
— Дохлые собаки? Я видела по дороге.
— Да если б собаки… плевал я на шавок слюной. Хоть миллион.
Сэкка поднял башку и издал неожиданно тонкую трель, словно певчий птах. Махнул хвостом.
— Ты не пугайся, — сказал он, — идут мои исчадия. Они тоже любят подраться.
Хлоп-хлоп-хлоп, кажется, Даша услышала сотрясения воздуха. Следопытка! И еще трое, двое темно-серых, очень похожих на Бродягу, но полегче, поизящнее, и копия матери, только светлее и с синим ожерельем на шее.
Бродяга снова чирикнул.
Следопытка кивнула Даше, глянула в салон с жалостью. Светлая девочка чирикнула в ответ и пропала.
— Предупредит остальных упырей. Мы уж сами, по стариковски. У тебя ведь машина бронирована?
Даша кивнула.
— Самое, пожалуй, надежное… запрись, и подгони вот туда, за этот катафалк. Сейчас мы его организуем.
Двое младших, только когти цокнули, кинулись к лимузину, заглянули внутрь: чисто, могучими лапами подхватили его, один с носа, второй с кормы, привстали на задние, вытянув напряженно хвосты… И опрокинули на бок, подвинули, отгораживая угол парковки. Треснули стекла, заскрипел металл.
Даша завела мотор и аккуратно втиснула «Миник» туда. Один из неразличимых внешне братьев кивнул и махнул лапой ободряюще.
Сначала Даша увидела птиц. То есть темное облако из летучих созданий, но некоторые размерами явно не вписывались даже в орлиные стати.
Они атаковали врассыпную, целя в глаза и головы, но сэкка и не думали прятаться. Даша невольно восхитилась: когтистые лапы мелькали, как ножи косилок, летели клочья шкур, перья, гниль брызгала на асфальт. Твари не кричали, сэкка молчали тоже. Кажется, они даже не запыхались.
Какая-то с кожистыми крыльями и длинной зубастой мордой прорвалась, ударилась о радиатор «Миника». Тут же гибкое серое тело изогнулось в прыжке, как кот, ловящий птичку. «Птичка» распалась комьями гнили, испоганила стекло бурыми кишками: Даша включила питание, нажала омыватель, но дворники только размазали мерзость, затуманив обзор. Она сжала руль до боли в пальцах. Вывернула вентиляцию на полную, не то трупниной воняло бы в салоне нестерпимо, но и так Даша порадовалась, что не позавтракала. Эля забормотала невнятно, несколько раз сказала «Арик»… Даша потрогала ее лоб, стерла холодный пот, нашла на шее пульс, частый и нехороший, а больше ничего не могла.
Теперь явились пешие твари, впереди помельче, потом большие. Ни одного махайрода
И бывшие люди. Даше показалось, она видит выцветшие до бурости турецкие фески и немецкие горбатые каски времен той войны. Зверолюды прошли мотокосами, оставляя изорванные просеки, каждая тварь получила удар когтей, пару прорвавшихся к лимузину длиннолапых, полосатых и свиномордых ликвидировала Следопытка, вскрыла, как консервные банки, от шей до куцых хвостов. Отшвырнула еще дергающиеся останки, отряхнула брезгливо лапу, не став вылизывать.
Кажется, волна закончилась. Куски кругом еще шевелились, неестественно и мерзко, но бой утих. Сэкка победили, но и сами явно устали, кое-где на серых шкурах была кровь, настоящая, красная.
Бродяга постучал когтем в боковое стекло. Даша приспустила.
— Похоже, тут пока все. Только прости, с машиной неладно. Выгляни, мы следим.
Даша открыла дверцу.
Неладно. Из-под мотора текла зеленая охлаждающая жидкость, много, наверное, вся. Бродяга выдернул нечто из радиаторной решетки: узкую голову птерозавра с крохотными багряными глазками, глянул на вымазанные антифризом и моторным маслом мелкозубчатые длинные челюсти. Выкинул.
— Отъездились. Но твой отмороженный паладин уже близко. Воды принести?
— Спасибо, мне не надо. Эле я боюсь давать. Вам бы самим попить.
— Помыть лапки и сходить в лоток, — сэкка улыбнулся, не скрывая испачканных темным клыков, — за нас не волнуйся. Выдохнем, заслужили. Вот на Лысой горе сейчас творится ад и израиль в одной сковородке. Там засела твоя кровница.
— Где военные радары? Потому и связь упала?
— Умница. Для голой обезьянки соображаешь.
Данил
Он засиделся за бумагами и файлами индейца, искал, нет ли другой дороги придушить всю эту падаль… ни намека. Проклятье. Данил отодвинул ноутбук, хотел закрыть и позвонить Даше, но услышал вертолетный гул. Характерное лопотание лопастей двойного винта, «Камов», военный или спасатель, что он тут забыл, над городом?
Он подошел к окну.
Где-то завыла сирена, вой перешел в тявканье «крякалки», оборвался.
Низко, чуть не над крышей, оглушая рокотом, прошел камуфляжный «Аллигатор», вокруг него вились странные силуэты, на птичьи не похожие. Один ударился о лобовые стекла, отлетел, забив кожистыми крыльями.
«Ни хрена себе цыплята, из каких же вы яиц».
Бухнуло, вертолет развернулся, потянул за одним из двигателей чернодымный след, качнулся и начал падать. Он рухнул за соседний двухэтажный дом, там спустя несколько долгих секунд рвануло, пошла трещать и бухать детонация боеприпасов. Долго, с полминуты.
Телефон не ловит. Радио? Ничего. В наушнике спецсвязи мерное звуковое бултыхание. Он даже не удивился. Все это время он ждал подобного, с совещания трех народов, славное время, наивное время.