Амулет мертвеца
Шрифт:
— Мдаа… — прозвучал Данилов голос, — спасибо за сведения.
— Всегда пожалуйста, обращайся, — ацтек тоже смотрел на фото знакомой вещицы, похожей на маленькое лезвие топора без рукоятки. Амулет. Часть чего-то большего, ну да.
Аренк хотел заговорить снова, но тут одновременно, на разные голоса залились их телефоны. Он ответил первым.
— Да… я с Дани и Дарией, так… да, посмотрим.
«Ваш дорогой чекист», произнес губами. Нажал отбой и потыкал в экранчик. Вопреки Дашиным ожиданиям, телефон у него был не золотой Вертю в бриллиантах, и не новейший айфон, а просто одна из последних андроидных моделей
— Что там этот Малюта нам перекинул… видео. Свежее, судя по тегу, совсем свежее.
Даша поднялась и выключила свет. Не хотелось ничего упускать.
Аренк коснулся волшебной коробочки, и на стену упал квадрат с разноцветными огнями и… да, набережная Анапы, рядом Анапская бухта. А вон за черным провалом воды вдали огоньки колеса обозрения, вот и второе, поменьше и поближе, нечастые огни молчаливого сейчас луна-парка. Съемку вели с дрона, сверху, метров тридцать-сорок над землей, прекрасно видно гуляющие парочки в теплых куртках, вывески ресторанчиков. Звука не было. В нижнем углу прямоугольника «экрана» появились белые цифры — сегодняшняя дата и время, примерно полчаса назад. Пропали.
Даша подумала, померещилось, но нет. Неподалеку от лунного убывающего серпа, как раз над крестом золоченого куполка голубой с белым одноглавой церковки Морского Николы зажглась красная точка, ярче всех огней. Как глаз, подумала Даша, недоброе око.
Точка словно вывернула пространство, на несколько секунд над ажурным крестом пронзительным алым светом рисовалась та самая эмблема, и звезда-не звезда, а дьявол не знает… погасла. Даше показалась, даже луна гневно покраснела.
А церковь охватило пламя. Алое, бездымное, неестественное, оно рванулась из проемов небольшой колокольни, полезло на покатую крышу, вскинулось выше крестов. Странно, отсветов зарева на пейзаж не падало, оттого пламя казалось совсем потусторонним, нарисованным. Но храм начал рушиться в реальности. Брызнули стекла частых оконных перелетов, полетели с крыши листы кровли, скручиваясь, как сухие листья в костре. Даша чуть не охнула — из высоких резных дверей выскочила темная фигурка, скатилась по ступенькам паперти, побежала прочь, путаясь в рясе — теперь отчетливо виднелась почти лысая голова и развевающаяся борода.
В небе затряслась и начала рушиться внутрь себя колокольня, купол качнулся, проваливаясь, узорчатый крест сорвался и по немыслимой, неестественной дуге полетел вниз, вниз, словно притягиваясь к длиннополой фигуре.
Даша прижала ладонь ко рту. Крест, больше человеческого роста, точно ударил в черную спину острым навершием, пригвоздил к асфальту, как жука. Дрон качнулся, но снова навел камеру, увеличил.
Перевернутый крест торчал из распростертого человечка, почти скрывая его раскинутые руки и лысую голову. Острые Дашины глаза разглядели темную, отливающую багрянцем лужу, растекающуюся вокруг тела.
В стороне замелькали синие огни, по храму откуда-то сбоку ударили серебристые змеи водяных струй, одна, вторая… Церковь устояла, хоть и потеряв колокольню, с провалившейся крышей, пламя обрело нормальный, привычный вид, окуталось дымными космами, вокруг собиралась довольно немалая толпа, кто-то уже держал мобильники повыше, снимая, картина стала мрачной, но обыденной…
Кроме пронзенного крестом священника.
— Не люблю попов, — сквозь зубы сказал индеец, — но чересчур даже
Глава 34. Безумья и огня венец
Отца Кирилла, старенького одинокого вдовца, похоронили несколько дней спустя. К счастью, Даше не пришлось комментировать безумный сюжет о пожаре. На канале имелись более подходящие, скорбные ликом тетеньки старшего возраста. Тело и крест в нем, впрочем, не показали.
Но слухов хватало и без того.
Пару раз к Даше на работу пытались прорваться пылкие поклонники, один даже с пышным и безвкусным розовым букетом, где легко спрятался бы «Стечкин», спасибо бдительной охране, завернули, но чтоб спрашивала женщина…
Майя или Сайха и так могли с ней связаться в любое время.
Даша думала, не позвонить ли Майе самой. Сказала Данилу, тот прищурился и покачал головой. Уж Майя сама появится, если сочтет нужным. Тоже верно.
— Даш, тебя эффектная девушка спрашивает, — пергидрольно-белокурая редакционная секретарша Ирочка, великий кладезь сплетен.
«Надеюсь, не вцепляться в космы», Даша устала, голос не устраивал звуковика, да и себе самой тембр все более напоминал пьяную мышь… и вышла в «предбанник» с неудобными бурыми полукреслами она в раздражении. Мало мистики, так еще предновогодний дурдом впереди, со всеми утренниками и затейниками. Зайчиками, снежинками, снегурочками… в Питере ей доводилось снимать сюжет в костюме Снегурочки. Как сейчас в памяти, под дождем. Ледяным. Декабрьским. Снегурочка-декабристка.
Что в длинном зальчике было хорошо, так большие фотопейзажи по стенам, лучшие места Анапы и окрестностей. Девушка сидела под черно-белым маяком, летний вид на Малую бухту. Сама как лето, кудряво черноволосая, смуглая и солнечная. И Даша сразу ее узнала, хотя в зимнем костюме, дутой розовой курточке, джинсах и белых сапожках, не видела. Такая милашка с обложки январского выпуска «Кул».
Узнала и растерялась, признаться. Не хватало ей чужих романов. Да еще обреченных с первого взгляда.
То была Эльвира, та самая, танцовщица, краснодарская женщина-змея. Вряд ли она примчалась ради Даши, стоит признать.
Не будешь же ей открывать истину в подробностях? Милая крошка, у твоего парня вырезано сердце, а сам он древний кровожадный мертвец… дивно.
Трудно сказать, жалость Даша сильнее испытывала, или злилась на чертова индейца, чтоб ему в ступенчатой пирамиде упокоиться вовремя.
— Добрый день, вы ведь Дарья, ну, из новостей… — сказала плясунья таким умершим голосом… Даша поклялась страшно отомстить соблазнителю, и села рядом. Ей хотелось погладить деву по волосам, как сестру, а то и дочку. И сказать «малыш, забудь этого козла». Хотя годами она едва ли была старше Эльвиры и на пять лет.
— Из новостей, — кивнула Даша, — и давай напрямик, кажется, я знаю, насчет какой ты новости.
— Арик (ну, Арик, подумала Даша многогневная, погоди, ты у меня сам побежишь в упряжке) о вас говорил. Ну, вы хорошие знакомые. Я, в общем, случайно зашла, приехала по делам…
— Ну не столько я его знакомая, сколько мой любимый мужчина (отлично, врем как по льду на саночках, вот где пригодилось присловье бабки-покойницы, но ведь Даша и не называла обоих живыми мужчинами). Слушай, давай на «ты» и без званий, идет? Даша и Эля.