Амулет мертвеца
Шрифт:
Пока не увидела, как он у школы пинает бродячую собаку. Черно-белую дворняжку. Подманил чем-то, потом двинул в бок берцем. И заржал на ее визг.
Пришлось добыть его частичку. Я бы — так отрубила ему пальцы, лучше все. Нашла волосы на грязной шапке в раздевалке. Не самый приятный поиск. Из пресного теста слепила болванчика, закатала волосы туда. Пригодились и церковная свеча, и менструальная кровь.
Вот интересно, нечистой силы я не побоялась. Сделала все как надо, проткнула иглой куколку, и зарыла на перекрестке, в полночь. Прочитала молитву навыворот — долго
Ждать долго и не пришлось. Я сама не видела, в тот день проболела, рассказали.
Они на физре прыгали через козла. Он поскользнулся в прыжке, врезался промежностью, свалился и свернул шею.
Не до смерти. Скорая увезла. Физрук потом ходил как вареный со страху. Но обошлось, начальство прикрыло. Сам виноват, а нормативы для всех.
В школу он не вернулся. Вроде, отправили в интернат для калек. Руки-ноги стали отниматься.
Туда и дорога. Вспоминай свою гнойную жизнь, и гадай, за что.
Ни на секунду не пожалела.
Для колдовства нужна ненависть. И чем больше. тем лучше. Но и знания. И я стала искать, где только могла, даже в самых дурацких книжонках. Страшно вспомнить, сколько я перечитала и перерыла голимой макулатуры…»
«Тут, в Анапе, я оттаяла. Люди другие. Воздух другой. Море рядом. Три остановки. Я пешком ходила первое время, везде. Не потому что нищебродка, просто хотелось бродить по улочкам. Такие невысокие дома у моря, все разные.
Анапа очень кошачий город. Тут им нормально живется, тепло, собак почти нет. Домики от холода над морем им сделали. Я подружилась с парой кошек у работы, им поесть носила. Кошки хищники, но умеют дружить и доверять. Даже тем, кто больше в десять раз. Люди нет, люди бы обгадились со страху.
И я нашла Бушку. Или она меня. Ее в подъезд подбросили. Белый комочек меховой в коробке. Там еще пакетик корма был и плошка с водой. Кошка с приданым, я ей так и сказала. Она мне беззвучно завопила, спаси, забери.
Полтора года ежедневной радости. Буша умница, сразу поняла и туалет, и где царапать. Мурчала мне на ухо по утрам, никогда не вопила, только лапкой трогала щеку ласково.
Когда кровь в лотке увидела, понеслась с ней в ветеринарку.
Онкология. Дважды проверили, я настояла.
Я даже молиться начала. Никогда не умела. Боже, врежь мне за грехи, я не пикну, но кошку мне спаси. Она в жизни никому зла не сделала. Только радость приносила. Что тебе стоит, милосердному? Ну что? Ее за что?
Она выхудала вся, скелетик в седом пуху. Тогда я поняла — боженька на меня забил воот такую свечу. И на мою кошку, невинную тварь.
В последний день я ей дала паштета, любимого. Она мне урчала, слабо, чуть слышно. Я пальцами чувствовала — под тоненькой кожей ее слабенький моторчик. Ветеринар приехал, попросил так и держать на руках. Сделал укол. Хотел мне что-то сказать, глянул и ушел.
Я ее похоронила у моря, где никто не найдет. Вечер, закат красоты неописуемой. Небо в облаках, красное, синее, желтое, зеленое
Я посмотрела в небо и сказала вслух: я все помню. И ты, и сонм ангелов, и дохлые праведники. Одна маленькая безобидная кошка.
А ты ее убил. Замучил. И вам всем плевать.
Но вы содрогнетесь. Небо далеко, ад рядом».
Даша ощутила — холодную паутинку, прикосновение ко лбу. Попыталась скомкать свои воспоминания, не вышло.
Она — понимала. О да.
Она понимала.
И тут зазвонил телефон. Данил.
— Даш, ты помнишь моего знакомого? Антон Иваныча?
Не сразу, но она вспомнила.
— Он мою подружку обижал? Упырь поганый.
— Не так резко, солнышко, я тоже не царевич. Ага. И он зануда. Но теперь, вроде, раскаялся. Прислал мне сообщение, не позвонил, именно голосовуху. Думаю, не хотел вступать в разговор. Я тебе перешлю. Знаешь, мы немного на нервах. Что у тебя? Чего накопала?
— Ничего веселого. Ей терять нечего, и да, проверьте ее бывших одноклассников, и мамашу, живы ли.
— Сделаем. Вадиму скажу. Целую.
Отключился.
«…Вы, Данил, моложе всех нас, вы сможете мне поверить. Старый упырь с угрызениями совести.
Не имею права сказать, от кого, но я знаю о маленькой злой мессии. Бедная девочка. Один мой ученик познакомился с ней на оккультной почве, еще тогда, раньше. Он мне и предоставил ее, теперь говорят, контакт. Она согласилась на встречу.
Верите, не могу забыть другую девочку, я ее, пусть не оживил, но вернул к существованию — и я же сбросил в небытие, как старую ветошь. Ради чего? Бреда величия? Чем она была виновата? Ей я не помогу, может, получится поговорить с другой, почти такой же. Убедить ее погасить адское пламя из таких мест, куда и я боюсь мысленно заглядывать. Пожелайте удачи».
Удачи ему. Полну панамку. Жмется к девкам, старый дурень.
Ольгер толкнул страшную, в шрамах обгорелой краски, стальную входную дверь. Кирпичный домик на окраине станицы Раевской, теперь не домик, пожарище. Крыша не рухнула, но все же викинг жестом удержал Вадима.
— Погоди. Уж сначала мы зайдем, мы прочнее.
— Надо бы команду вызвать, — сказал Вадим, на сей раз в серой куртке-аляске и с кобурой на бедре. Вырядился. Хороший коп.
— Нету там уже никого, — берсерк, в привычной своей джинсе, смотрелся будто страховой инспектор, подумал Данил. И шагнул следом.
Выгорело почти все. Дощатый пол покрылся тонкой угольной корочкой. Пахло нехорошо, не просто гарью; обожженным деревом, краской, пластиком. Еще и мертвечиной. И за остатками второй, комнатной двери, они увидели длинные кучи пепла. Знакомого жирного пепла.
Две.
Ольгер присел у первой, коснулся — пепел на глазах растекся, казалось, не осталось ничего. Как же, видали. Но Оле достал оттуда ржавый, бурый предмет, несомненно, бывший пистолетом. ТТ, насквозь нелегальный, конечно. Рукоять вздулась и разошлась от детонации патронов.