Амулет Судьбы
Шрифт:
Вот что сказал вампир. Он имел в виду Азиэля.
— Это облегчило мою задачу, — продолжал Азиэль. Он понизил голос и тихо прорычал: — Если бы не старая чертовка.
— Кто?
— Жирная кухарка Люцифера. Она все испортила!
— Равина? — растерянно переспросил Филипп. А потом догадался. Хотя это все еще не укладывалось у него в голове. — Значит, это ты подослал его. Грешника, который выдавал себя за моего отца.
— И мой план почти удался. Ты уже был у меня в руках. Я прятался в темноте, видел, как ты выходишь за черные ворота. Предвкушал удовольствие. Ты был так близко…
Азиэль
— Кем был тот грешник? — спросил он. — Откуда ты знал, что я поверю ему?
— В темноте, как выяснилось, обитают не только Проклятые, — Азиэль сделался мрачнее тучи, крепко стиснул зубы, пытаясь побороть приступ гнева. Казалось, он с трудом выдавливал из себя слова. — Я нашел… своего отца.
Одно мгновение Филипп не понимал, о чем речь. Потом догадался, и в ужасе вытаращил на Азиэля глаза:
— Ты хочешь сказать?.. Этот грешник… Он твой…
Глаза Азиэля метали молнии, и Филипп не решился продолжать. Он боялся, что само это слово разозлит Азиэля так сильно, что он будет не в состоянии совладать с гневом. Поэтому замолчал.
Но Азиэль понял вопрос и кивнул в ответ.
У Филиппа в горле застрял огромный ком — все становилось на свои места.
Если грешник был отцом Азиеля, то дьяволица, которая помогла ему сбежать, — еще один ком — его мать.
— Как ни противно мне это признавать, но внешне мы с тобой очень похожи, — продолжил Азиэль.
Голос его казался более спокойным, гнев немного утих. Он был прав. Мысль об их сходстве уже приходила Филиппу в голову, но он не придавал ей значения. Сходство на самом деле было поразительным.
Если бы не рога, хвост и крылья, можно было бы принять их за братьев.
— У меня возникло предположение, что наши отцы также могли быть похожи, — продолжал Азиэль. — Я послал мару, и она быстро отыскала тебя. Мара навеяла тебе сон об отце, а потом принесла его мне. Наши отцы оказались и вправду похожи, но недостаточно. Недостаточно, чтобы ты поверил, что грешник на самом деле твой отец. Но мара знала свое дело — она переделала твой сон. Подменила в нем отца, так что он стал точь-в-точь как…
— …как грешник, — пробормотал Филипп. Вот почему он, сам того не желая, поддался на обман. Его провели во сне. — Кто впустил ее в спальню? Кто?
— Как я и говорил, Люцифер — глупый старик, слепой как крот. Не видит даже того, что творится у него под носом. Я, конечно, в ссылке, но по ту сторону черных ворот у меня остались друзья. Сподвижники, которым не терпится сбросить старого хромого черта с трона. Они презирают его за то, что вышвырнул меня из Преисподней, а к себе приблизил жалкое ангельское отродье! В этом весь Люцифер. Его презирают. Но не боятся.
«Грумске, — подумал Филипп. — Так я и думал».
— Почему ты не явился ко мне? — спросил он. — Ты мог сам превратиться в моего отца. К чему посылать какого-то грешника?
— Слишком большой риск, — Азиэль на мгновение потупился, и если Филипп не
«Он не осмелился, — догадался Филипп мгновение спустя. Мысль была такой отчетливой, что на секунду он даже испугался, не произнес ли ненароком ее вслух. К счастью, нет. Иначе Азиэль без колебании вцепился бы ему в горло. — Что бы он ни говорил, он все еще боится Люцифера».
— Велика была вероятность, что заметят мою тень и обман раскроется. А грешник сбежал сто пятьдесят лет назад, и риск, что его узнают, был минимальным. Даже если бы его узнали — там ему самое место. Мне он был безразличен — это было только орудие в моих руках, чтобы добраться до тебя. Мне терять было нечего. Как и ему, — добавил Азиэль, ядовито шипя, так что у Филиппа пробежал мороз по коже. — Он предпочел вернуться в Ад, из которого удалось ему сбежать так много лет назад, лишь бы не иметь дела со мной, новым Князем Зла. Он допустил ошибку… Явился с пустыми руками. — Голос Азиэля сделался зловещим… — А потом пожалел, что не остался в Аду. — …более зловещим… — Он просил, кричал и умолял, — …и еще более зловещим, — пока я не перерезал ему горло.
Молчание. Ужас. Шепот песка. Вопрос, который он задал только мысленно. Но Азиэль все равно услышал его.
Дьяволенок замотал головой, на лице появилась жуткая улыбка.
— Нет, он не умер. Он грешник, а грешные души не могут умереть. Он будет вечно лежать, истекая кровью, мучимый адской болью, первая душа в Новом Аду.
Улыбка исчезла с лица Азиэля, и хотя в ней не было ничего, кроме чистого безумия, Филипп мечтал, чтобы она снова появилась, потому что новая гримаса на его лице была в сотни крат ужасней.
— А вот моя мать, — произнес Азиель, — это совсем другое дело!
Филипп, который не хотел спрашивать, не решался и даже подумать об этом не мог, спросил:
— Что ты имеешь в виду?
Враг измерил его взглядом.
— Когда-то и ты был дьяволом. В худшем случае, его жалким подобием. Наверняка, от него что-то осталось. По крайней мере, так полагает Грумске. Понятия не имею, что ты увидел в его глазах, но посмотри сюда, Филипп. Смотри в мои глаза, и ты поймешь! — Азиель внезапно схватил Филиппа обеими руками за голову и притянул его лицо к своему так близко, что, казалось, черные глаза заполнили собой все вокруг. — Смотри, ангел!
И Филипп, который не хотел смотреть, не решался и даже подумать об этом не мог, увидел…
…огни. Огни повсюду. Небольшие костры, языки пламени шипят подобно сотням тысяч змей. Они образуют кольцо, в центре которого кто-то лежит на земле. Как алтарь для жертвоприношений. Или место казни.
Он стоит среди развалин какого-то города. На пыльных улицах горят костры, они освещают ветхие постройки и разрушенные дома, где повсюду крадутся тени… Огонь лишь отчасти приоткрывает завесу заполнившей все темноты. Перед ним руины заброшенного древнего города. Город-привидение в бескрайнем мраке Окраинных земель, похороненные в темноте останки, которые вновь воскресил из небытия огонь.