Амур-батюшка (др. изд.)
Шрифт:
– Не бойся, Егор, – сказал Савоська. – Я присмотрю, и Васе будет хорошо…
Все знали, что Савоська добрый и любит детей.
– Сохачью шкуру возьми, – подымая палец, учил гольд мальчика. – Тебе про Невельского расскажу. Покажу место, где он был.
– Без сохачьей шкуры амурец не живет, – подтвердил Иван. – Обутки, постель, мешок, сумка, шапка – все сохатина да сохачий мех.
– А ружье? – спросил Егор.
– Ружья своего не бери. У нас ружья будут… Егор, а ты осенью хлеб продавал интендантству, еще не
Пошли в избу. Долго толковали.
Бердышов дал мужику двадцать рублей.
Егор велел сыну собираться.
– Пусть привыкает к тайге…
Илья Бормотов услыхал обо всем от мальчишек, пришел домой и сказал отцу:
– Тятя, нам денег надо?
– Что зря говорить! – ответил Пахом.
– Дядя Иван даст денег, нанимает людей лодки толкать на Горюн. Поди к нему.
– Пусть, пусть уж Илья сходит! – заговорил Тереха. – Иван, поди, деньги ладные даст. Он еще зимой сказывал. Если земля не уродит, хоть хлеба прикупим.
– Нишкни! – прикрикнул Пахом, но сам пошел к Бердышову.
Вернулся Пахом сильно обиженным. Иван ни словом не обмолвился, что ему нужны работники. Пахом изругал бабу и запретил поминать про Горюн.
Однако в тот же день Бердышов сам явился к Бормотовым.
– Жениться хочешь? – спросил он у Илюшки.
– Хочу, – спокойно ответил тот.
– Есть невеста?
Илья покраснел.
– Еще не сватался?
– Нету невесты! – ответил Пахом запальчиво.
Хотя Иван замечал, что Дуня и Илья поглядывали друг на друга, но не беспокоился.
– Ты чего вяжешься ко мне? – грубо спросил Илья.
– Поедем в Тамбовку, там девки – красота! Приглядишь и высватаешь… Пахом, я еду торговать на Горюн. Отпусти Илью, мне надо русских в работники. – Он не стал объяснять с подробностями, куда и зачем едет. Это не Егор, он все равно может ничего не понять.
Илья вдруг вскочил, выбежал из избы, заскакал, в восторге перескочил через низкие барабановские ворота.
«Поеду!» – решил он.
Пахом тем временем расспрашивал о плате. Как раз лето, идут баркасы, купить можно все, что хочешь.
– Видишь, пора-то какая… Нам не подходит, – сказал он.
Но он еще раньше с братом и с женой обсудил, куда истратить деньги.
– А когда ехать?
– Послезавтра на рассвете. У меня все готово, но работники еще не собрались, и муки надо с собой взять.
Раз Пахом спросил, когда ехать, то ясно, что согласен. Но Иван знал: надо дать ему покуражиться.
А вдали опять защелкали выстрелы.
Иван усмехнулся. У него были заведены теперь дела в разных селениях и в городе. Соседи даже
– А муки тебе не надо ли? – спросил Пахом, когда уж прощались.
– Да как сказать… Я уж было заказал. Много у тебя?
– Какая цена-то, я не знаю, нынче.
Васька собирался тщательно, взял новую рубаху, свернул трубкой сохачью шкуру, наточил свой охотничий нож. Иван дал ружье, короткое, легкое, жаль, что не свое, но Васька счастлив, что ему дано и что ружье это как игрушка.
Наутро лодки были загружены. Уезжали раньше, чем хотели. Все сделали за день. Работники – гольды и уральцы – ждали хозяина. Иван что-то замешкался в зимовье.
Вся деревня вышла на берег проводить отъезжающих.
– Илья схитрил все же! Нанялся, чтобы Дуню повидать! – говорила Таня. – Пень с глазами, а изловчился. Смотри, Илья, там не упусти, она уж о тебе плакала.
Она подмигнула парню, сидевшему на носу лодки, и хлопнула его по спине.
– А рубаху-то новую взял? – спросила она. – Васька у нас приготовился.
У Ильи уши покраснели.
– Ну, довольны, ребята? – спрашивал парней Тереха. – С Иваном-то надежно.
– Мозоли на глазах наглядят! – сказал Иван, подходя к лодке.
На нем клетчатые штаны и шляпа.
– С Иваном-то они сами кого-нибудь ограбят, – толковал шутливо Кондрат, когда лодки ушли. – А ты, Егорушка, говорил: «На новых-то местах жизнь пойдет по справедливости». А, гляди, люди работников нанимают. А наши парни уж постараются на соседа. Он с малого начинает. А как приучит их работать на себя, под урожай, вот даст!.. А потом что – не знаем…
– А ты что же раньше молчал? По-твоему, значит, зря я отпустил Ваську?
– Да нет уж, пусть приучается! Ладно! Да все же деньги. Посмотрим, что дальше будет…
Дед сам желал, чтобы Васька заработал денег. Иван платил куда больше, чем на старых местах. Не так обидно батрачить, если за такие деньги. Но в глубине души дед побаивался, как бы Иван не согнул тут всех когда-нибудь.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Возвратившись домой, Айдамбо не стал ни пить, ни есть, ни разговаривать. Дома вкусно пахло звериным мясом. Сестренка варила рыбий жир. Лезли и лизались собаки. Старик Покпа сидел за столиком и, обжигаясь, ел кашу.
– Ну, как охотился? – не оборачиваясь, спросил он. – Иди есть кашу. Хорошая каша.
– К черту иди со своей кашей! – отозвался сын.
– Ай, наори! – весело подпрыгнул Покпа на кане, словно подколотый. В хорошем настроении он все склонен был принимать в шутку.
Айдамбо присел на кан рядом с ним и стал яростно царапать обеими руками голову. Он теперь моется, голова у него чистая, но и с чистой головой не придумаешь, как тут быть. Айдамбо трет ее и скребет.