Амур-батюшка (др. изд.)
Шрифт:
Петрован обнял китайца. Конь зарысил. Над головами быстро проплывала стена холма, вся в кустах и деревьях, местами изрытая водами, сейчас сухая, с белыми обвалами песка. «Вот бы полазать, там яйца птичьи», – думает Петрован.
На отмели, на чистейших песках, видны следы растоптанных Сашкиных обуток. Он тут сегодня плелся вразвалку с Додьги – бороздил песок…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Айдамбо,
Его лодка внизу на песке. В ней оленья шкура, несколько картофелин, сумки, сеть, мешок, зимняя одежда.
– Ночью ветер был, нынче стихает, – говорит стоящий у ворот Федор. – У меня сети в жгут скатало. Вода как нынче прибывает. Смотри, уж скоро ваше озеро видно будет, вон заметно уж, вода блестит. А ты что на ветру с мокрой головой сидишь? Пойдем ко мне, что тут разговаривать?
– У-у! Ничего! Моя могу совсем без голова, – ответил Айдамбо, подымаясь.
Он хотел сказать, что может обходиться совсем без шапки, но, думая о своих делах, спутался.
– Куда это ты ездил? – спросил Федор.
Айдамбо не ответил.
«Раз в лодке картошка, значит он где-то в русской деревне был. Едет издалека… И зачем ему картошка? Да еще выложил на виду!»
– Ну, пойдем в избу. А что это у тебя в мешке? – как бы между прочим спросил Барабанов, проведя рукой по холстине.
– Пушнина, – ответил Айдамбо.
Федор догадывался, что гольд явился откуда-то издалека с зимней добычей и к отцу еще не заезжал.
Во всем Уральском только у одних Барабановых есть забор из бревен и одностворчатые, но крепкие ворота. Оставлена высокая береза тут же.
Во дворе сараюшка и старая землянка из остатков плота и груды навоза. Изба новая, высокая, с сенями и свежей тесовой крышей, смотрит тремя окнами на реку. Бродяжки и досок напилили и крышу покрыли.
У окон добрые ставни. Федор любил закрываться плотно от пурги, от ветра, в шторм и от своих же бродяжек. Да и в хорошую погоду на душе было легче и спалось приятней, когда ставни прикрыты на болты ночью.
В избе Барабанов – руки в боки – присел на лавку, оглядывая гольда исподлобья и морща бледный лоб, как бы примеряясь, с чего начать.
– Ваньки нету! Худо, – сказал Айдамбо.
Агафья подала водку и закуску. Айдамбо выпил и повеселел.
– А тебе Ваньку надо было?
– Конечно, я к нему приехал. – Айдамбо застенчиво улыбнулся. – Как бы мне, Федька, русским быть? – спросил он.
– Русским?
– Да. А че же? Помогай мне маленько?
– На что тебе русским? – с насмешкой спросила Агафья. – Будь, кем мать родила.
– Нет, хочу русским.
– Ну, ладно. Могу тобой руководствовать! –
– У меня русская рубаха есть! – воскликнул гольд.
– Ну-ка, надевай! – Федор многозначительно взглянул на жену.
Агафья кивнула головой в знак того, что понимает.
Айдамбо скинул свой расшитый халат и надел красную рубаху.
– Парень, рубаха красивая, но с такими обутками дело не пойдет, – сказал Федор. – Это же улы, у них носы загнулись, как у баркаса. Тебе надо лакированные сапоги, чтобы блестели как зеркало.
– А у тебя есть такие сапоги?
– Есть! Все есть! Я тебя так обряжу, что все ахнут!
Барабанов засуетился. Айдамбо надел старые, потрескавшиеся лакированные сапоги, плисовые шаровары и картуз, а свою вышитую старой матерью одежду со злом кинул за печку.
– Ну как, моя русский?
– Русский, настоящий! На забайкальского казака похож. Только косу спрячь под картуз, а то нехорошо. Надо бы по правилам косу обрезать… Теперь ты смело можешь идти свататься.
Айдамбо помнил совет Бердышова – стать похожим на русского – и решил постараться и преобразиться к его приезду.
«Вот Ванька удивится», – думал он.
– Ну, а теперь надо еще выпить!
– А пьяный буду? Что тогда? Худо, когда пьяный. Свататься как пойду?
– Уж если ты хочешь на самом деле походить на русского, да еще на жениха, надо выпить хорошенько. Как же! Раз жених – надо всем показать, что у тебя есть деньги, меха, что ты охотник хороший и не скупишься, всех угощаешь. Сразу скажут: «Вот это жених! На русского походит!»
– Ну, ладно.
Гольд понимал, что одежда, которую дал Федор, стоит дорого. За свое преображение он отдал Федору соболей. Но, как заметил мужик, в мешке у парня еще оставались и соболя и связка превосходных выдр.
– Ну-ка, Агафья, давай, живо! – покрикивал Федор.
Айдамбо нравилось, что из-за него так суетятся, что тут такие хорошие друзья, угощают так любезно. Айдамбо был еще молод и к водке не пристрастился. Но для него, как и для многих бедных охотников, обираемых и приучаемых к водке торговцами, пьянство представлялось большим наслаждением.
…В лето первого сева Барабанов много и тяжело работал на пашне, клял здешнюю землю и Егора Кузнецова, который нашел в ней какую-то радость и еще надеется устроить тут жизнь по-новому. Жесткая мокрая целина мучила Федора, но он старался, потому что иного выхода не было.
Осенью он собрал урожай, ладный для первого раза. Земля была разработана. Мужик повеселел, почувствовал, что стал на ноги крепко.
На одном из последних баркасов Федор купил водки, ситцев, колец, побрякушек и менял все это на меха. Тут только понял он, что значит торговать с гольдами, какие барыши можно выгребать. Гольды в большинстве привыкли, что их обманывают и спаивают, они терпели все.