Амур-батюшка (Книга 2)

Задорнов Николай Павлович

Пахом и обрадовался и расстроился. Как-то вдруг словно не нужен он стал на своем поле. Явилась новая молодая сила и разом все сшибла, и пашня стала чуть ли не в полтора раза больше. Целое богатство явилось вдруг у Пахома. Даже обидно стало мужику, что не сам он это сделал. "Солдаты шутя запахали".

Он сказал об этом Андрею.

– Хлеб-то не одному тебе. Поди, и на интендантство продаешь, улыбнулся Сукнов.

"Молодые, дай им волю, запашут хоть весь вольный свет", - подумал Пахом.

Бормотовы

приготовили угощение, наварили ухи, рыбных пельменей, нажарили осетрины с луком. Гречневые блины, молоко, творог, сметана, калачи с маслом стояли на столе. Тереха принес от Бердышова кувшин американского спирта.

– Мериканский-то как-то шибче китайского, - говорил он.
– В китайском сивухи много, аж смердит. А этот чистый.

Солдаты перед обедом искупались и, расчесывая деревянными гребнями мокрые волосы, рассаживались по лавкам. Авдотья, покрасневшая до корней волос, хлопотала у самовара.

– Этот обед с твоим не сравнишь, - говорили солдаты Лешке Терентьеву.
– У тебя одна чарка, и та разведенная!

– Мы этого ханшина-то попили, - рассказывал Андрей Сукнов.
– У хунхузов отбили.

Начались разговоры о родине, вспомнили, кто откуда, где и как живут люди. После обеда, подвыпившие, сытые не по-казенному, солдаты разбрелись. Одни потянулись домой на озеро. Другие укладывались поспать в землянках и избах поселенцев.

– Надо выспаться, отдохнуть, - говорил Пахом и велел наносить сена и постелить на нем солдатам.
– Завтра им на работу, а сегодня пускай отдохнут. Это уж нам праздник не в праздник, а они служивые...

– Спасибо, дядя!

Андрей остался работать на пашне Пахома. Мужик, глядя, как он старается и какое удовольствие ему доставляет работа на пашне, не удивлялся.

– Видно, что труженик!
– сказал Пахом и сам пошел подсоблять.

Вдруг жена окликнула Пахома:

– Иди скорей домой!

Пожилой солдат, которого Пахом положил у себя в избе, стал вдруг кричать и ругаться, упал с постели, а потом схватил табуретку и, размахнувшись, так кинул ее об пол, что разбил вдребезги.

Пахом не обиделся: понимал, что и это с кем-то должно случиться. Он любил видеть труженика отдохнувшим и выпившим. Мужик мирно уговаривал буяна, но держал его крепко до тех пор, пока тот не успокоился и не уснул на кровати.

Солнце садилось за бурую завесу. За бледно-лиловой рекой плыли бурые и красные поймы. Ярко-синий хребет виднелся за ними.

Вечером отдохнувшие солдаты собрались на берегу. Около них сбились все жители Додьги.

– Ну, девки, бабы, уж нынче походим по малину!
– сказал Лешка.

– Колючая шибко, - ответила ему Таня Кузнецова.
– Рубаху-то казенную издерешь...

– Ну, по орехи!
– подмигивая ей, продолжал солдат.

– Тверды шибко!
–

резала та.

– По виноград!

– Кислый! Сахару бы в него!

– Природа уж тут не расейская, - говорил Андрей Сукнов, сидя рядом с Авдотьей на бревне.

– У нас дома березнячок, - с робостью поглядывая на солдата, отвечала Авдотья.
– Уж такой хороший! Да поляночки, речки тихие. А тут быстро несется. Бешено местечко.

– Грибов нету вовсе, - заговорила Фекла Силина, обращаясь к Лешке.

– Есть и грузди и всякие, - отвечал тот.

– Да за ими не ступишь. В лесу тигры да медведи.

– Совсем напрасно. Тигру и медведя завсегда можно отразить, - заметил Сукнов.

– Ах, вы только хвалитесь!
– игриво отозвалась Фекла и засмеялась, косясь на Лешку.

– Как тигра кинется, они оттуда, как орехи, посыплются!
– воскликнула Таня.

– Тигра вас сгребет и поест, - широко улыбнулась Авдотья, - и некому будет церкву строить. Вы ее видали, тигру-то?

– Нет, не приходилось... А вы?

– Я-то видала.

Переселенцы посмеивались над солдатами.

– Пошто же вам тут не нравится?
– спросил Сукнов у Авдотьи.

– Нет, тут хорошо, но дома лучше. А вы нешто забыли Расею?

– Как же можно! Расею позабыть никак невозможно.
– Тут он живо вспомнил; как следует солдату отзываться о России.
– Это все равно, что отца с матерью забыть. Да чем же здесь не Расея?
– спохватился он.
– И тут жить хорошо можно. Вот я расположил у себя на сердце такую мечту, чтобы службу закончить и вовсе тут поселиться.

Авдотья с удовольствием внимала солдату. Таких рассуждений ей никогда не приходилось слышать.

– Я в книжке читал про здешний край.

– Вы даже книжки читаете?
– насупившись, спросила она с опаской: не врет ли?

– Как же!
– ответил Андрей с потаенной гордостью, и Авдотья почувствовала, что подозрение ее исчезло.
– Тут воздух крепче. Рыбы много, хорошие леса. У моря теплые земли есть. Чернозем. Во Владивосток и в Николаевск со всего света корабли приходят. Так что тут жить можно, убежденно сказал Андрей.

– На казенных-то харчах!
– отозвался Тимоха.

Заиграл гармонист. Солдаты пели и плясали. Фекла поплыла по кругу и с чувством заглядывала Лешке в глаза. Поодаль мужики и солдаты боролись. Егор валил всех подряд.

– Здоровый!
– говорили восхищенно солдаты.

– Здоровый, да с медведем как свой!

– Вот вы тут живете и ничего не знаете, - заговорил Сукнов, когда все снова уселись на бревнах, закуривая и переговариваясь.
– А мы были на озере Ханка да в селе Никольском. Так там люди тоже с Расеи населены и живут в тревоге. А тут спокойно.