Аналогичный мир - 2

Зубачева Татьяна Николаевна

— Упаси бог, — отмахнулась, не отрываясь от бумаг, Зина. — Они все хар актерные, чуть не по ним что, за ножи берутся, и молчком всё.

Эркин слушал их разговор с неподвижным лицом, чуть опустив веки. Сколько он уже слышал таких разговоров. И на торгах, и в Паласах. Странно, конечно, не думал, что русские как… как беляки, думал, они другие. Но всё равно. Лишь бы пропустили. Туда. К Алисе, к Маше и Даше, к…

— Готово, Олег Михайлович, — весело сказала Маша.

— Хорошо. Мороз, — и по-английски: — Иди сюда.

Эркин

снова подошёл к нему, офицер протянул ему листок.

— Заполни, — и, видя, что Эркин медлит, понимающе улыбнулся. — Неграмотный, так?

— Да, сэр, — вздохнул Эркин.

— Хорошо. Садись.

Вопрос — ответ, вопрос — ответ. Спрашивают по-английски, и Эркин, помня о правиле отвечать на том языке, на котором спрашивают, говорит тоже по-английски. А пишет офицер сразу по-русски, что ли? Здорово. Нет, как утрясётся всё, надо будет научиться тоже. И читать, и писать.

— Семейное положение?

— Женат, сэр.

— И дети есть?

— Да, сэр, дочь. Мороз Алиса Эркиновна.

— А жену как зовут?

— Мороз Евгения Дмитриевна.

— Смотри, как наловчился, — фыркает у него за спиной Маша. — И не спотыкается.

— Олег Михайлович, — задумчиво говорит Зина, — а ведь они обе по нашим спискам проходят.

Эркин запнулся на полуслове и вскочил на ноги, бросился к её столу.

— Они живы? Здесь? Женя жива?! — забыв обо всём, он спрашивал по-русски.

— Ой, а ты русский знаешь? — удивилась Зина.

— Да, — нетерпеливо мотнул он головой и повторил: — Женя жива? Она здесь?

Покрасневшая до свекольного цвета, Маша рылась в своих бумагах.

— Здесь, здесь они, — улыбнулся офицер. — Садись, Мороз, закончим.

Эркин снова сел к его столу. Но теперь его спрашивали и отвечал он по-русски.

Ну вот, листок заполнен.

— Оружие есть?

— Нож.

— Покажи.

Эркин достал из кармана и протянул офицеру купленный вчера в Цветном складной нож. Они все там сразу купили себе. Лучше без штанов, чем без ножа. Неужели и этот отнимут? Он за него двадцатку отдал.

— Можешь оставить. Что в ящике?

— Инструменты.

— Покажи.

Эркин послушно поставил ящик на стол и открыл. Вид аккуратно разложенных и закреплённых, а не навалом, инструментов, казалось, даже удивил офицера.

— Хорошо. Если хочешь, сдай в камеру хранения пока, — Эркин машинально кивнул, думая об одном: Женя здесь. Они обе… и Женя, и Алиса. А офицер продолжал: — Сейчас иди в ту дверь на медосмотр, потом вернёшься сюда. Ящик можешь здесь оставить.

А как же… Алиса, Женя? Но не побрыкаешься. Эркин поставил ящик на пол у стола офицера и пошёл к указанной двери.

— Господин офицер, — заговорил по-английски сидевший у стены парень, — вы не забыли обо мне?

— Нет, Флинт, я помню, — спокойно ответил по-английски офицер. — Ответ на запрос ещё не пришёл. Ждите, — и уже по-русски: — А вам обеим урок на будущее:

сначала подумать, а потом уже…

Эркин закрыл за собой дверь и оказался в маленьком, но явно медицинском кабинете, похожем на тот, на сборном, где он зимой получал свою первую справку. И даже врач — женщина, только молодая и… она что, метиска? Санитарка, значит? Ну и отлично.

— Привет, — сказал он по-английски.

— Здравствуй, — улыбнулась она. — На осмотр? Раздевайся.

Эркин снял и положил на стоящий у двери стул куртку.

— А врач где? — спросил он, расстёгивая рубашку.

— Я врач, — ответила она и рассмеялась, видя его изумление. — Что, не ждал?

Она говорила по-английски чисто и не по-рабски.

Эркин медленно, давая ей время обратить сказанное в шутку, снял рубашку, а она, истолковав его заминку по-своему, сказала уже серьёзно:

— Можешь только до пояса, но разуйся. Вши есть?

— Н-нет, — пробормотал он и, подумав, добавил: — мэм.

Она измерила ему рост, взвесила, осмотрела ему голову, выслушала, помяла живот и вынесла решение.

— Практически здоров. Одевайся.

Эркин одевался, а она заполняла на него карту. Услышав его полное имя, подняла на него глаза.

— По-русски понимаешь?

— Да, — перешёл он на русский. — И понимаю, и говорю, — и не удержался: — А… вы русская? — вовремя вспомнив, что ему говорил Андрей о вежливом обращении.

— Отец русский, — улыбнулась она. — Всё, иди.

— Спасибо.

— На здоровье. До свидания.

Эркин вернулся в первую комнату, подошёл к офицеру. Тот ему указал на стол Маши. Какое-то время его гоняли от стола к столу, выдавая ему бумажки. Талоны в столовую на неделю. Розовые на завтрак, жёлтые на обед, голубые на ужин. Всех по семь. Два белых талона на сигареты, пачка на талон. Два зелёных в баню, дополнительно за свои деньги. Картонная бирка-номерок на койку в мужском бараке. Он что, должен отдельно жить? Ему не разрешат со своими? Забито в семейном, придётся потерпеть. Ничего, днём всё равно вместе будете, твои в женском бараке. Выход свободный, вот, держи пропуск, но только с восьми до восьми, понял? Спиртного не приносить и не распивать. За пьянку, драку, не говоря о прочем, вылетишь из лагеря в две минуты, понял? И визы тогда не увидишь, понял?

Эркин кивал, со всем соглашаясь, конечно, он всё понимает, но… но…

— Всё понял?

— Да, — он рассовал талоны по карманам. — А… а женский барак где?

— Второй справа, — ответила Маша.

Эркин поблагодарил её и посмотрел на офицера. Ну, теперь-то всё? Он может уже войти?

— Вон туда.

— Спасибо, — Эркин подхватил ящик и шагнул к заветной двери.

— Так черномазых с краснорожими пускаете, — буркнул по-английски парень у стены.

И осёкся. Эркин, уже взявшись за ручку двери, быстро обернулся, внимательно оглядел его и вышел.